Одинокий волк | страница 2



Умер я или еще жив — мне было неясно. Я всегда верил, что после физической смерти сознание еще сохраняется (сколь долго, на этот счет у меня своего мнения нет), мне казалось, что скорее всего я уже мертв. Я так долго летел к чертям вниз, что остаться в живых никак не мог. А потом еще наступил момент нестерпимой боли. Я чувствовал, что кожа на бедрах, на спине, на заднем месте сбрита, содрана, вырвана с мясом, соскоблена вся — вся и по-всякому. Очевидно, я утратил много телесной материи, это было просто неизбежно.

А вот потом я стал мечтать о смерти: было омерзительно от мысли, что я остался жив, от состояния грязи, в которую превратился. Вокруг брызги чего-то красного, а я среди всего этого сохраняю абсурдное сознание. Появилась собака, она лизала кровь, и мне почудилось, что собака — это я. Потом пришло на ум, что это мягкое продолжение моего тела может действительно быть собакой; все, во что я упал, должно отдавать кровью.

Я рухнул в болотце, небольшое, но глубокое. Итак, кажется, я жив — пока, потому что и сейчас еще не решаюсь хоть с малой долей определенности считать себя тогдашнего живым: ни видеть, ни чувствовать, что со мной сделали, я был не в состоянии. В глазах темно, ничего не вижу и не слышу. Ухватившись за травяную кочку, я выволок себя, творение грязи, грязью перевязанный и спрятанный в ней же. Над болотом круто нависал каменистый склон. Падая, я, очевидно, скользил по нему. Боли я больше не чувствовал и смог убедить себя, что от падения пострадал немногим серьезнее того, каким меня свесили со скалы; так что решил убраться, пока не пришли за моим телом.

У меня, хотя тогда я этого и не знал, времени для этого было вполне достаточно; никто и не собирался искать мое тело, пока оно не окоченеет и они не приведут своих свидетелей осмотреть труп, как он есть. Неудачливый охотник сорвался с опасно крутой скалы, и вся история выглядела бы просто как несчастный случай.

У подножья скалы рос редкий лес. Помню только, что тень местами была густой, а местами светлой. Картина в памяти осталась такой мутной, что вспоминается не то чащоба, не то тени облаков, не то темные провалы морских волн. Полагаю, я прошел с милю и впал в забытье, когда уже стало совсем темно. Ночью сознание несколько раз возвращалось ко мне, задерживать эти мгновения я не старался. Окончательно я вернулся в этот негостеприимный мир, когда уже совсем рассвело.

Попытался встать на ноги, но, конечно, не смог. Мышцы оказались скованными толстой коркой засохшей грязи. Там, где она отваливалась, открывалось кровотечение. Нет, уж лучше ее не трогать.