— У тебя будет время подумать. — Он сделал знак двум стражникам, стоящим поблизости от него. — Отведите ее и заприте в западной башне. — Сэр Колин провел своими грубыми пальцами по ее пухлым губам и быстро отдернул руку, так как Элспет едва не укусила его, громко щелкнув зубами. — Для тебя приготовлена специальная комната.
— Я тронута таким великодушием.
— Тронута? Вот как? Скоро ты будешь действительно тронута, несмотря на все свое высокомерие.
Кормак осторожно прикрыл дверь и снова очутился в коридоре, а затем, избегая света факелов, незаметно последовал за Элспет и сопровождавшими ее двумя стражниками. Элспет лишь однажды обернулась, вглядываясь в темноту, скрывавшую его, и ее пухлые губы слегка приоткрылись. Затем стражники снова повели ее дальше. Кормак не думал, что она заметила его, но если даже и сумела разглядеть, то у нее хватило выдержки никак не отреагировать на это. Он дошел за ними до самой двери комнаты в башне, все время размышляя над планом своих дальнейших действий.
Элспет едва не упала, когда один из стражников грубо втолкнул ее в комнату, однако ей удалось сохранить равновесие. Она скрыла вздох облегчения, когда другой стражник разрезал веревки на ее запястьях, и с трудом удержалась от желания потереть онемевшие руки при этих людях. Когда же тяжелая дверь закрылась за двумя мужчинами и Элспет услышала, как лязгнул железный засов, она начала усиленно растирать руки и быстро оглядела комнату.
— Кажется, единственный способ выбраться отсюда — это выброситься из окна, — пробормотала она, садясь на огромную кровать, которая занимала полкомнаты. Элспет нахмурилась и слегка попрыгала на матрасе. — Пуховый. Этот негодяй решил создать здесь удобства, намереваясь обесчестить меня.
Усталая и обеспокоенная судьбой Пейтона, охваченная страхом, Элспет свернулась клубочком на постели. Она с трудом сдерживала слезы, не желая проявлять слабость, но они все-таки потекли по щекам. Сейчас она была одна, и можно было облегчить душу, чтобы потом набраться сил.
Вволю наплакавшись, Элспет легла На спину и уставилась в потолок. Она чувствовала себя опустошенной, как будто все ее тело обложили пиявками, которые высосали из нее все чувства вместо крови. Необходимо было некоторое время, чтобы восстановить силы и обрести способность трезво мыслить. Она снова подумала о Пейтоне и, наверное, опять заплакала бы, если бы у нее еще оставались слезы.
Последнее, что она видела, было окровавленное тело кузена, лежавшее рядом с двумя сопровождавшими их охранниками. Было ясно, что эти двое мертвы, но относительно Пейтона у нее не было такой уверенности. Она не хотела верить в его гибель, и ее не покидала надежда, что он остался жив. Ей трудно было представить, как будут горевать дядя Найджел и тетя Гизела, узнав о потере своего сына. И хотя в этом не было ее вины, она никогда не смогла бы отделаться от мысли, что именно из-за нее отвергнутый жених пошел на такое преступление; этот кошмар постоянно преследовал бы ее.
