— Орудия — не аргумент! — ярился какой-то бородач, размахивая обслюнявленным микрофоном перед самым носом генерала. — Сжечь не значит ответить!
— Нам велено было расстреливать сторонников мар-бани, — холодно ответил генерал, отведя микрофон от своего лица и скроив брезгливую гримасу. — Если вы принадлежите к числу таковых, милостивый государь...
— Гуманизм! — надрывалась растрепанная женщина с блокнотом. Вторая стояла рядом и хищно скалилась, посверкивая очками с разбитыми стеклами.
Генерал обвел собравшихся равнодушным взором.
— Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы, господа?
Ответом ему было настороженное молчание. Еще раз лязгнула фотокамера, озарив помещение мертвенным блеском вспышки.
— Отлично, — сказал генерал Гимиллу. — В таком случае позвольте мне сделать заявление.
Он не глядя протянул руку, и адъютант сунул ему в пальцы глиняную табличку, на каких пишутся все официальные документы. Тотчас же собравшиеся вновь жадно ощерились микрофонами, протягивая их к генералу, будто нищие за подаянием.
Генерал неторопливо отставил табличку на вытянутой руке — он был немного дальнозорок.
— "Глубоко сочувствуя народу вавилонскому, понесшему жертвы вследствие безответственных выступлений мар-бани, правительство вавилонское в храме Эсагилы сим постановляет: всех павших, независимо от их политических убеждений и обстоятельств гибели, предать достойному погребению. В случае, если убитый будет опознан родственниками или близкими и в случае, если означенным родственники погибшего убедительно докажут, что убитый являлся кормильцем семейства, означенному семейству будет назначена от правительства единовременная компенсация по утрате кормильца в размере 60 сиклей. На опознание убитых выделяются семь дней, считая с момента обнародования настоящего обращения к народу вавилонскому. Опознание будет производится в морге храма Гулы-Ишхары круглосуточно. Правила производства опознания будут вывешены на воротах храма".
Он отдал табличку адъютанту и негромко добавил:
— Пресс-конференция окончена.
И повернулся спиной, желая уйти.
— Генерал! — окликнул его один из журналистов.
Генерал Гимиллу обернулся, с явным неудовольствием поглядел на говорившего.
— Что-нибудь еще? Я чрезвычайно занят, знаете ли. Мне и так пришлось пойти навстречу вашим желаниям вопреки государственной необходимости и выделить драгоценное время на все эти разговоры.
Вперед выступили сразу двое — рослый черноволосый бородач и растрепанная женщина.
