Душа беспокойно заерзала на ящике и вдруг смылась куда-то — Бэда даже не понял, как это вышло.
И вот, своротив по дороге стул и споткнувшись о чьи-то ботинки, врывается в закуток, от гнева раскаленная — едва не светясь:
— Ты!..
И с размаху — бац по скуле!
Бэда чашку отставил, мыльные руки о штаны отер, на ящик, откуда надсмотрщикова душа сбежала, опустился.
Младшую Жрицу он в цивильном еще не видел. В облачении — видел, голенькую — видел. Но когда она, горьковатыми духами пахнущая, белым кружевом окутанная, в джинсики светлые затянутая, на него наскочила — тут уж он растерялся.
Рот раскрыл и глупо на нее уставился.
Сверкая очками, Пиф кричала:
— Дерьмо! Дрянь!..
И поскольку он слушал, не шевелясь и не пытаясь вставить слово, она через несколько секунд иссякла.
Дыхание перевела, протянула руку и, набрав воды из рукомойника, лицо отерла. Утомилась, орамши.
Уже спокойнее спросила:
— Что ты Верховному наболтал?
— Ничего... — удивленно сказал Бэда. — А что случилось?
И лицо потер. У Пиф рука тяжелая, всей пятерней отпечаталась.
— Да то случилось, что меня безбрачных лишили, — сказала Пиф, ничуть не стесняясь того, что Беренгарий и другие — кто там еще был — слышат.
— За что? — поразился Бэда.
— Тебе видней, — разъярилась она опять. — Что болтал?
Беренгарий появился из-за шкафа и, делая умильный вид, промолвил:
— Так он под пыткой... Пифка, из-за тебя человека на дыбе пытали!
— Не человека, а программиста, — огрызнулась Пиф.
— Да брось ты, пожалуйста, — сказал Беренгарий. — Чуть что по морде драться. Не де-ело...
Тут ожила забытая у входа тетка Кандида и снова запричитала и залопотала:
— Не дело барышне в бараке отираться! Уходили бы, госпожа, покуда не приметил кто...
Беренгарий на Кандиду цыкнул грозно: портила бабка всю потеху. Кандида отступилась и только слыхать было, как топчется в темноте, вздыхает, сопит — на новый приступ решается.
— А что случилось-то? — снова спросил Бэда.
— То и случилось. Сняли безбрачные... Ты хоть знаешь, сколько это?
Бэда помотал головой, все еще оглушенный.
— Больше, чем сам ты стоишь! — со слезами взвизгнула Пиф. Размеры ущерба вдруг пронзили ее, будто стрелой, причинив душевную боль силы неимоверной. — Тридцать в месяц! Тридцать серебряных сиклей, ублюдок!
— Да ну! — восхищенно сказал Беренгарий. — Только за то, что с мужиками не трахаешься?
— Преобразование сексуальной энергии... — начала было Пиф и рукой махнула. — Что я тебе объясняю...
