Все эти вещи столь важны для Олдоса Хаксли, что он легко идет в своем последнем романе на нарушение многих принципов жанра. Повествование иногда вапоминает больше философский трактат или социологическое эссе. Романист командует и персонажами, и читателями, заставляя их вникать в самые разные аспекты жизни на Пале. Но все это с его точки зрения не только допустимо, но н необходимо, ибо человечество должно представлять, что оно может обрести, если задумается о своей жизни. Иначе все «вернется на круги своя», а человеческая цивилизация будет двигаться по прямолинейному «евклидову» пути. Не случайно время действия романа — не будущее, а середина нашего века. В эпоху массового производства, массового уничтожения, массовости населения доминантным является другой способ существования, представленный миром Уилла Фарнеби и полковника Дайпы. «Остров» О. Хаксли с полным основанием может быть назван не только «утопией», но и «романом-предупреждением». Вопреки утверждениям некоторых критиков, писатель и здесь проявил себя как проницательный и беспощадный аналитик. «Чума XX века не Черная Смерть, а Серая Жизнь». Не понимая первооснов бытия, мы суетны и агрессивны, мы устраиваем из своей жизни ад и хотим, чтобы и все другие существовали в этом же аду. Как замечает посол Баху, политика паланезийского правительства «неверна, поскольку уж слишком правильна», ибо «направлена на то, чтобы сделать каждого жителя острова максимально счастливым». А счастливая жизнь «является несправедливостью по отношению ко всем остальным».
«Несправедливость» исправлена. Дивный новый мир (уже без всяких кавычек) уничтожен быстро и легко, ведь в силу своей философии жители Палы не считают возможным даже отвечать насилием на насилие. Но Олдос Хаксли, пройдя большой жизненный путь в нашем, столь непростом мире, на закате жизни все же завершает свой последний роман осторожно-оптимистически: «горестям приходит конец: это столь же непреложно, как то, что они случаются». Будем надеяться...
— Внимание, — раздался голос, тонкий и гнусавый, будто гобой заговорил. — Внимание, — прозвучало вновь с той же монотонностью.
Уилл Фарнеби, простертый, как мертвец, в сухой листве, со спутанными волосами и грязным лицом в кровоподтеках, в разодранной, испачканной одежде, неожиданно вздрогнул и проснулся. Молли звала его. Пора вставать, одеваться. Необходимо успеть на службу.
— Спасибо, дорогая, — сказал он и сел. Острая боль пронзила правое колено; болели спина, руки, голова.
