У Сэма ныла голова. Сквозь пелену боли прорывалась бессильная ярость.
Тюрьма находилась где-то в лесу, и в камере чувствовалось близкое соседство сосен, ибо дуновения ветерка доносили шелест хвои.
Прижимаясь к прутьям решетки, Сэм в который раз окликнул тех, кто скрывался в глубине коридора:
— Я требую встречи с шерифом! Вы не имеете права и законных оснований задерживать меня. Подобное беззаконие вам даром не пройдет!
Однако никто даже не трудился ему отвечать, и лишь однажды неотесанный помощник шерифа просунул между прутьями миску с бобами, несколько кусков сухой, пересоленной ветчины и ломоть черствого хлеба на оловянной тарелке и кружку кофе.
Неужели он находится в тюрьме?
Неужели это и есть знаменитая Фиванская исправительная колония, куда отправляются гнить заживо ниггеры, преступившие закон?
Подумав, Сэм все же пришел к выводу, что это не так. Здесь царило ощущение унылого запустения, которое усугублялось тишиной леса, лишь изредка нарушаемой щебетанием птиц. Окно было слишком высоко, чтобы в него заглянуть, а в темном коридоре ничего не было видно. У Сэма болели руки, болела голова, болело оскорбленное достоинство, но самую сильную боль доставляло ощущение того, что рухнула система. Пошатнулись основы его мировоззрения. Так обращаться с людьми нельзя, особенно с такими людьми, как он, то есть белыми, образованными, достаточно состоятельными. Система не имеет смысла, если она не защищает подобных людей, и, следовательно, ее необходимо подправить.
— Черт побери, ребята, вы за это заплатите! — крикнул Сэм в никуда.
Впрочем, не поступило никаких свидетельств того, что его кто-то услышал.
Наконец уже ближе к вечеру, часов через пятнадцать-шестнадцать после ареста, за Сэмом пришли двое охранников.
— Заведите руки за спину, чтобы мы смогли надеть на них наручники, — приказал один из них.
— И, черт побери, шевелитесь быстрее, шериф и так уже заждался, — добавил другой.
— Неужели вы думаете...
— Я думаю, папаша, что если ты сейчас не закроешь пасть, я тебе еще раз хорошенько врежу, и тебе это придется не по душе.
Значит, вот кто его ударил: коренастый тип лет двадцати пяти, приплюснутый нос, коротко остриженные волосы, тупой взгляд, много мяса, внушительные размеры — источник самоуверенности.
— Мистер, давайте пошустрее, я не собираюсь ждать, когда у вас сменится настроение.
В конце концов Сэм подчинился. Развернувшись, он подставил руки, чтобы на них надели наручники. Подобная мера предосторожности в цивилизованном штате вроде Арканзаса применялась исключительно в отношении самых жестоких и невменяемых преступников, попавших в руки правосудия, — отпетых головорезов и убийц, от которых можно было ожидать чего угодно, причем без малейшего на то повода. Подобная мера предназначалась для самых буйных нарушителей закона.
