— Ее зовут Рапсодия, — прошептал он, постаравшись произнести имя так, чтобы оно легким облаком пронеслось по воздуху, почтительно, словно священный псалом, хотя он знал, что его святотатственным устам уже не дано творить молитвы. — Я познакомился с ней на Серендаире, до катастрофы. Она красива, у нее изумрудные глаза, словно летняя листва, а золотые волосы похожи на спелую пшеницу. Но дело не в этом.
«А в чем? »
Сенешаль попытался привести в порядок мысли и оживить воспоминания.
— У нее сильный характер, она страстная и… живая. — Вспомнив отвращение, которое много веков назад он видел в глазах Рапсодии, он почувствовал, как в горле у него застрял мерзкий комок. Ее взгляд ранил его гордость тог-да и сейчас. — Упрямая, грубая, нахальная, вечно спорит и имеет собственное мнение, к тому же у нее ужасный характер. И еще она глупа.
«И она меня любит», — подумал он, позволив себе на мгновение погрузиться в приятные мысли, но тут же прогнав их, чтобы демон не успел за них ухватиться.
Воспоминание о том, что она поклялась ему в верности, помогло ему пережить множество тяжелых моментов, согревало бесконечными холодными ночами, которых у него было не счесть до появления демона, когда он еще был самым обычным смертным, жившим в преддверии приближающейся войны. Он не забыл клятвы, данной ему Рапсодией, прежде чем он покинул ее, как потом выяснилось, в последний раз; он спрятал память о ней в самый дальний уголок своего сознания, туда, где хранились другие потери, и старался не доставать оттуда, чтобы не сойти с ума от боли.
«Клянусь Звездой, что в моем сердце не будет места другому мужчине, пока не наступит конец нашему миру».
Тот факт, что он, зная о ее абсолютном неприятии лжи, вырвал у нее эту клятву, держа в руках жизнь маленькой девочки, которой он уготовил страшную судьбу и еще более страшную смерть, — тот факт давно улетучился из его памяти. Она дала ему слово, а законы лириков запрещают нарушать обещания.
Если она сказала, что любит его, значит, это правда.
Боль потери, которую он испытал, когда во время одного из первых сражений Сереннской войны ему сообщили, что она исчезла, чуть не убила его. Рапсодия была совсем рядом, и он мог заполучить ее в любой момент. Но ее отнял у него Брат, дракианин, самый известный и опытный наемный убийца, даже более ловкий, чем он сам. Она пропала без следа, и потому он решил, что Брат ее прикончил, а тело выбросил в море, поскольку равнодушие убийцы к плотским удовольствиям ни для кого не было секретом. Он плакал, впервые на своей памяти, и его слезы, ядовитые, точно кислота, разъедали душу, наполняя ее слепой яростью, — он крушил все вокруг, сравнивал с землей целые деревни, убивал, поджег Широкие Луга в тщетной надежде, что огонь пожаров очистит его сердце от поселившегося там отчаяния.
