Сенешаль открыл дверь в конце центрального коридора и вошел в темный зал суда, его глаза почти сразу же приспособились к царящему здесь мраку, после чего он осторожно прикрыл за собой дверь.
Глаза сенешаля, обведенные красными ободками, с любовью оглядели просторное помещение, бывшее свидетелем стольких исторических трагедий: здесь мужчины и женщины выслушивали обвинение, а потом и приговор. Сейчас его окружали лишь мрак и тишина, но отзвуки стонов и воплей отчаяния, раздававшихся сегодня и оглашающих зал изо дня в день, продолжали вибрировать в воздухе, наполняя его восхитительной симфонией боли.
Сенешаль быстро двинулся по окутанному тенями залу, прошел мимо мест для свидетелей, на несколько мгновений замер у стола писаря, состоящего из двух частей и похожего на клетку с деревянным потолком. На нем лежал длинный свиток с обтрепанными краями, развернутый, чтобы просохли чернила. В документе перечислялись имена — список на завтра, души, которые уже осуждены, но не знают, что их судьба решена еще прежде, чем им предъявили обвинение. Сенешаль прикоснулся к документу с видом задумчивой печали.
«Для этого у меня нет времени. Ну что же… »
Он вспомнил шлюху, которую убил сегодня вечером под мостом, — наверняка безжалостная буря сейчас швыряет и треплет ее тело, играет с ним, точно с тряпичной куклой. Потом он подумал о моряке, которого завтра сожгут за это преступление: он крепко спит, потому что вечером пропустил не один стаканчик рома, а кровь женщины, хоть он никогда ее и не видел, пропитала его одежду и засохла на руках темными густыми кляксами. Предстоит восхитительное судебное разбирательство и еще более волнующая казнь, в особенности если приговоренный к сожжению моряк окончательно не протрезвеет и из его рта будут вырываться пары рома.
Какая жалость, что он не сможет присутствовать на казни и насладиться происходящим!
Сенешаль резко выдохнул и сосредоточился, заставив смолкнуть гул темных голосов, звучавших у него в ушах.
Едва заметное движение в холщовом мешке, который он держал в руке, вернуло его к реальности и к тому, что он собирался сделать.
За креслом, занимаемым им каждый день во время судебных процессов, висел красный занавес из тяжелого дамасского шелка, источавший запах земли и плесени. Сенешаль поднялся по ведущим к креслу ступеням, отодвинул занавес, скрывавший каменную стену. Он провел пальцем по едва заметной трещине, нащупал ручку, и вбок скользнула дверь. Сенешаль вошел в темный туннель, а потом аккуратно прикрыл дверь за собой.
