Дождь внезапно замолотил с бешеной силой, смывая последние надежды на помощь. Я должен был умереть. Мысль поднималась в горле мутной волной желчи, и вот тогда это произошло. Стенка моей могилы из-за сильного дождя поползла вниз, и наружу выглянула полусгнившая рука со скрюченными пальцами.
Я слепо отвернулся, хватая ртом воздух, потерял равновесие и рухнул плашмя, лицом вниз. В тот же самый момент другая стенка могилы обвалилась прямо на меня.
Я стал как безумный карабкаться наружу и тут увидел, как Сен-Клер засмеялся — низким, мощным звуком, шедшим словно от корней его существа. Это было настолько бессмысленно, что я не стал обращать на него внимание: у меня и без того было о чем подумать. Вонь разлагающегося тела вонзилась в ноздри, в глаза. Я открыл рот, пытаясь закричать, и земля забила его, выдавливая из меня остатки жизни, а за ней наползала удушающая волна тьмы, скрывшая свет...
Сон всегда заканчивался одинаково: я выпрямившись сидел на постели, воя, как ребенок, заблудившийся в темноте, но что раздражало больше всего, так это смех Сен-Клера, отдававшийся в ушах эхом.
И, как всегда после наступившей следом тишины, я ждал с безумным беспокойством, ждал, что сейчас что-нибудь произойдет, что-нибудь такое, чего я боялся больше всего на свете и чему не мог подобрать название.
Но, как всегда, ничего не произошло. Только дождь хлестал по окнам старого дома, налетая порывами, движимый ветрами, идущими через болота с Северного моря. Я прислушивался, свесив голову набок, ожидал знака, которого, как всегда, не было, слегка трясясь и обильно потея, — таким меня и застала Шейла, появившаяся секундой позже.
Она рисовала: в руке сжимала палитру и три кисти. На ней был старый, с потеками краски, халат. Положив палитру с кистями на стул, она подошла, села на краешек кровати и взяла мою ладонь в свои.
— Что случилось, любимый? Все тот же сон?
Я заговорил хриплым, срывающимся голосом:
— Всегда, всегда одно и то же, Каждая деталь на своем месте вплоть до того момента, когда Сен-Клер захохотал.
Меня неукротимо затрясло, и я в отчаянии сжал зубы. Тогда Шейла скинула халат, забралась под простыни и притянула меня в свои удивительные теплые объятия.
И, как всегда, она прекрасно понимала, что делает, потому что страх обратился сам на себя и стал вертеться с сумасшедшей скоростью, как бешеный пес, пытающийся укусить себя за хвост. Женщина целовала меня, обнимая с бесконечной нежностью. Через какое-то время меня отпустило, а затем таинственно, с помощью непостижимой алхимии, она оказалась на спине, раздвинув ноги, зазывая меня в себя. Все та же старая история, история, которая никогда не наскучит, лучшая в мире терапия — по крайней мере, я так думаю.
