Любовь к камням | страница 48



— Даниил?

— Да.

— Как бы ты изменил мир?

Оба заулыбались. Это была одна из их игр. В играх всегда существовали правила. Залман придумывал их. Даниил нарушал.

— Если бы мог изменить мир, то сделал бы Рахиль богатой, как наместник. У всех евреев появились бы деньги. И у всех арабов. У турок нет. Мы бы ездили на гнедых конях. Носили б зеленые тюрбаны. У тебя были бы коралловые пуговицы. Мы стали бы богатыми, как бомбейские купцы. Купили бы Рахили новые туфли. И утром у нас были бы на завтрак маринованные манго и рис.

Слова улетали в ночной воздух. Даниил умолк. Говоря, он забыл о шуме реки. Теперь шум послышался снова, с ним обрывки разговора на улице и крики ночных цапель.

— Залман?

Над ними были звезды. Безоблачное небо. Чернота. В тишину вливался шум Тигра. Даниила охватило чувство одиночества, и он повернулся к братишке, свернувшемуся в темноте калачиком.

— Залман?

— Ты сделал десять вещей. А можно только одну.

Даниил снова лег на спину. Мышцы расслабились, сердцебиение утихло.

— Одну?

— Да.

— Этого мало.

— Достаточно.

— Тогда что бы ты сделал?

— Если б я мог изменить мир, то превратил бы его в бриллиант.

Глаза Залмана блестели в лунном свете. Когда он повернул руку, луна потухла. Погасла в его пальцах, словно задутая свеча.

Залман пошел с Рахилью покупать рис у Четырехногой мечети. В толпе они продвигались медленно, и мальчику стало скучно. Когда он захныкал, Рахиль отправила его по Островной дороге к дому, наказав постучать в западную дверь.

Никто не ответил. Бабушка Юдифь, поев грецких орехов, спала на кухне. Даниил ушел к реке искать львиные следы под тамарисками. Залман пошел к другой двери. Когда и там никто не ответил, его охватил страх.

Залману и раньше не раз представлялось, что его семья вымерла. Большинства ее членов уже не было в живых, и к оставшимся он неистово льнул. Теперь вместе со страхом пришла безрассудная отвага. Если все умерли, он знает другие места, куда можно пойти жить. И пошел.

Отправился мальчик на Хадимайнский базар. Там Залман никогда не чувствовал себя одиноким. Там больше людей, думал он, чем может когда-нибудь умереть. На краю базара расположились радушные сокольники и продавец турецкого гороха с индийскими обезьянками на цепочках. Он шел дальше. Мимо лотков с фруктами, поясами, самоварами, птицами в клетках и Коранами. Мимо толпившихся перед прилавками женщин, оператора, делавшего обрезание, кондитера, помешивавшего в чанах халкун, охотника с живыми болотными птицами, привязанными к поясу.