[Х-ан]У них не кровная месть. Это убийство.
[ПХ]Нет, у них это называется вендетта. Принцип
кровного родства и кровной мести сильно затормозил экономическое развитие Сицилии, несмотря на богатую духовную жизнь ее жителей.
[х-АН]Правильно. Но я и говорю, что не должно быть никакого экономического развития. Закон должен быть против прогресса. Форма национальная также должна против прогресса быть. Потому что Бог создал живое. А прогресс рождает только мертвое.
Нухаев считает, что советские и русские ученые неправильно поняли суть кровной мести. Пытаясь лучше объяснить этот принцип, он цитирует Солженицына. Я отыскал то, что пишет Солженицын в своем великом произведении «Архипелаг ГУЛАГ» о кровной мести и вообще о чеченцах в период их ссылки в Среднюю Азию:
«Была одна нация, которая совсем не поддалась психологии покорности, – не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это – чечены...
Я бы сказал, что изо всех спецпереселенцев единственные чечены проявили себя зеками по духу (в отличие от немцев, греков, корейцев, крымских татар и других ссыльных народов. – П.Х.). После того как их однажды предательски сдернули с места, они уже больше ни во что не верили. Они построили себе сакли – низкие, темные, жалкие, такие, что хоть пинком ноги их, кажется, разваливай. И такое же было все их ссыльное хозяйство – на один этот день, этот месяц, этот год, безо всякого скопа, запаса, дальнего умысла. Они ели, пили, молодые еще и одевались. Проходили годы – и так же ничего у них не было, как и вначале. Никакие чечены нигде не пытались угодить или понравиться начальству – но всегда горды перед ним и даже открыто враждебны. Презирая законы всеобуча и школьные государственные науки, они не пускали в школу своих девочек, чтобы не испортить там, да и мальчиков не всех. Женщин своих они не посылали в колхоз. И сами на колхозных полях они не горбили. Больше всего они старались устроиться шоферами: ухаживать за мотором – не унизительно, в постоянном движении автомобиля они находили насыщение своей джигитской страсти, в шоферских возможностях – своей страсти воровской. Впрочем, эту последнюю страсть они удовлетворяли и непосредственно. Они принесли в мирный, честный, дремавший Казахстан понятие: «украли», «обчистили». Они могли угнать скот, обворовать дом, а иногда и просто отнять силою. Местных жителей и тех ссыльных, что так легко подчинились начальству, они расценивали почти как ту же породу. Они уважали только бунтарей.
