— Один доктор на Жолибоже дал нам пятнадцать штук, - неохотно пустилась она в объяснения, не подозревая, какую тяжесть снимает с сердца матери, и не задаваясь вопросом, откуда та знает, о каком товаре идет речь. - Туда мы добираемся трамваем, но обратно приходится только пешком. А что поздно, так людям вечером удобнее. Возим саженцы на Шпулькиных санях, к ним приделаны колеса. Раньше не получается, люди заняты своими делами.
— А не разумней ли нанять грузовик и перевезти все сразу?
— Как сразу, когда мы каждый день добываем понемногу? И в разных концах. Если бы этот полудурок, мой брат, дал нам свой велосипед, все бы упростилось, но он же бесчувственный чурбан! Ты бы им занялась, а то боюсь, ничего путевого из него не вырастет.
— А чего хочет милиция?
— Ничего особенного, - махнула рукой Тереска, довольная тем, что вопрос о распорядке дня исчерпан. Она с кряхтением поднялась со ступеньки. - Мы должны опознать каких-то типов, которые шляются по участкам. Я пойду спать, устала как собака.
— Погоди... - Помявшись, пани Марта решила рискнуть: — А что за история с ребенком?
— Что? — удивилась Тереска. - С каким ребенком?
— О котором переживает Шпулька. То ли обездоленный, то ли даже брошенный...
Тереска безразлично пожала плечами.
— Не знаю. Она переживает обо всех детях скопом. Потому-то мы и взялись за это дело, сад будет посажен для Дома Младенца. Вообще в том их бараке, где она живет, есть какой-то заброшенный малец, мать у него алкоголичка или что-то в этом роде. Если тебе интересно, спроси у Шпульки, завтра я ее позову к нам. Можно мне наконец поспать?
— Ну конечно же можно, иди...
Сокрушенная несправедливыми подозрениями, которым она позволила себе поддаться, пани Марта в качестве искупления решила помочь дочери. Она подключила мужа, и тот обеспечил грузовой пикап, который в один заход доставил триста саженцев из-под Блендова, от довоенных знакомых пана Кемпиньско-го. Кроме того, дважды в неделю, во второй половине дня, пикапом можно было пользоваться в пределах Варшавы и окрестностей.
Трем сотням саженцев Тереска обрадовалась неимоверно. Зато пользоваться пикапом систематически она наотрез отказалась, чем повергла домашних в крайнее изумление. Упрямство, с каким она цеплялась за право отбывать свою каторгу именно в поздние часы, было совершенно непонятно. Втянутая в дискуссию Шпулька своей уклончивостью произвела, мягко говоря, впечатление недоразвитой и слабовольной натуры.
