— Ничего себе — запашок! — презрительно пробормотала я. — Вонь и смрад до самых небес!
— Тихо! Дайте подумать...
Я пережидала его размышления, грустно глядя в зеркало за стойкой бара, в коем один глаз у меня был больше, а второй — меньше, лоб в каких-то странных шишках, а половина лица — распухшая, как будто покусанная пчелами.
— Знаю, — сказал он наконец. — Я вспомнил. Вы слышали имя Кая Пешт?
— Слышала. Она как-то позвонила ко мне домой, разыскивала Доминика. Я не очень поверила тогда, что существует особа с таким именем.
— Существовала, вполне реальная особа.
Я их однажды возил...
— Постойте. Она что — перестала существовать?
— А? Нет. Я просто имел в виду конкретный случай. Как-то Пустынко вызвал меня, в порядке исключения, по мобильнику... Постоянный клиент, я, можно сказать, был у него придворным шофером. Поехал в Зегже, чтобы забрать там троицу, все прилично под газом, — Пустынко, ещё одного типа и девицу. Точнее, молодую женщину, лет тридцати. Пустынко был самым трезвым и дико злым. Второй тип все хотел представить мне друзей, но выговорить смог только имя девицы. Кая Пешт. Потом они разговаривали в машине, можно сказать, у меня над самым ухом. И грозили, что отвезут эту Каю к тетке, фамилию тетки назвали — Домаградская. Девица вяло протестовала. Я отвез мужиков на Служевец, они избавились от балласта, потом я их поочередно развозил по домам. Утром Пустынко вызвал меня, чтобы съездить за своей машиной. Это вам что-то говорит?
Это говорило мне только то, что пани Домаградская жила на Служевце. И Пустынко её знал...
— Если окажется, что Доминик тоже замешан в этом лошадином бизнесе, я его убью, — зловеще объявила я. — Теперь-то я все понимаю!
— Убийство отпадает, опоздали, — напомнил мне Лукаш. — И что вы понимаете?
— Почему он так осуждал мое увлечение ипподромом. Едва не заставил меня отказаться от скачек. Не выносил даже упоминания о лошадях. Холера! Если бы я тогда знала...
— И что бы сделали? А? Ничего. И не о чем жалеть.
Вообще-то он был прав. Возможно, я бы скандалила, Доминик скандалы ненавидел и бросил бы меня ещё раньше. Тоже вроде бы неплохо, но только лично для меня.
Лукаш подошел к вопросу с рациональной стороны:
— Пустынко у них на крючке, так как я все ещё жив, вопреки его надеждам. Хотя, конечно, он может утверждать, что это я сам подложил себе бомбу, чтобы свалить на него, но в любом случае он уже попал в поле зрения полиции.
И выходит, что я — единственный свидетель против него. Разве что у вас тоже что-то есть?
