Безо всякой жалости показала я любимому дитяти страшные картинки. Затем деловито описала все последствия увлечения наркотиками — ну да, сначала эйфория и счастье, зато потом сплошные страдания и невозможность сохранить человеческий облик. Особо напирала на то, что только двадцать процентов наркоманов доживают до зрелого возраста, а если даже и доживают, то девяносто пять процентов их существования составляют муки смертные и только пять процентов — обманчивый восторг. Ребенок мой математику любил, проценты на него произвели впечатление, и он решил зазвать в гости Весека из восьмого класса, что отсыпал ему кокаина. Я и Весека обработала; похоже, в наркозависимость он впал не до конца, поскольку вскоре из неё выпал.
Это был единственный случай, когда у меня дома находились наркотики. Причем очень недолго, поскольку мы с Томском торжественно утопили эту дрянь в унитазе. Но к тому времени уже пришел Доминик. Впустила его Кася, мы с Томском все ещё копались в литературе.
Он осмотрел белый порошок, попробовал, ни слова не сказал, но лицо у него стало такое, что мне полагалось распластаться на полу или даже ещё ниже. Не знаю, что там находилось под моим полом — возможно, бетон, а может быть, пустое пространство или балки какие, я туда не заглядывала, но провалиться мне сквозь пол нужно было позарез. Я попыталась объяснить Доминику, в чем дело, но он и слушать не стал — ушел, распространяя вокруг себя атмосферу осуждения.
А австралийское семейство узнало, что я — законченная наркоманка...
Нет, это невозможно. Доминик — и вдруг анонимки? На какой паштет это ему понадобилось? Чего он хотел добиться? Допустим, мог меня уничтожить, но тоже мне пожива...
Я честно поразмыслила, кто ещё мог совершить подобную гнусность, но ничего в голову не приходило, и я бросила гадать, тем более что семейство позабыло о ссоре и снова взялось за меня.
— Таким образом, инсинуации не имели под собой никаких оснований... — снова заговорила бабуля.
— Это голословное отрицание! — зашипела тетка Иза.
Тетка Ольга подскочила так, что даже кресло ойкнуло.
— Это потому, что ты все для своего, сыночка хочешь!
— Оленька! — возмущенно осадил её дядя Филипп.
Бабуля держалась, как скала посреди морских волн.
— Что вовсе не означает, будто все в порядке, — продолжила она как ни в чем не бывало. — Лично у меня ещё много претензий. Что тебе известно об отношениях в нашей семье?
— Абсолютно ничего. Я даже не знаю, сколько у меня родственников. Признаюсь, хотела при случае расспросить вас, бабушка, ведь это глупо — ничего не знать о своей родне.
