* * *
Снаружи дом выглядел таким же маленьким и аккуратным, как и соседние дома, но внутри все было по-другому. Жена Фэллона умерла от рака несколько лет назад, и теперь он жил здесь один. В доме пахло старостью и жареным луком. Количество мебели в комнатах было сведено к минимуму, чтобы освободить путь для инвалидного кресла Майка. Предметы обстановки являли собой причудливую смесь старья и последних достижений современности. Например, в центре гостиной лицом к цветному телевизору стояло массажное кресло с регулируемой спинкой и подставкой для ног — подарок бывших сослуживцев. Зато кушетка была реликтом семидесятых годов. Столовая выглядела так, словно ею не пользовались лет двадцать, и, очевидно, пребывала в таком же состоянии, в каком оставила ее покойная миссис Фэллон, если не считать бутылок на столе.
Почти всю спальню занимали две стоящие рядом кровати: одна была завалена одеждой, другая — скомканными простынями и одеялами. Грязное белье лежало на полу, возле наполненной доверху корзины. На ночном столике стояла бутылка бурбона “Мейкерс Марк” и стакан в форме динозавра Барни. В другом конце комнаты находился комод покойной жены, уставленный семейными фотографиями, половина которых лежала лицом вниз.
— Мне так стыдно… — бормотал Майк, когда Ковач укладывал его в кровать.
Лиска нашла пустую бельевую корзину и убрала разбросанную одежду, наморщив нос, но не жалуясь.
— Брось, Майк, — отозвался Ковач. — Со всеми такое случается.
— Господи, я описался!
— Ничего страшного.
— Где ты сейчас работаешь, Сэм?
— В отделе убийств.
Фэллон разразился хриплым пьяным смехом.
— Неплохо для бывшего патрульного.
Ковач вздохнул и выпрямился, его взгляд скользнул по фотографиям на комоде. У Фэллона было два сына. Младший, Энди, тоже стал копом и какое-то время работал в отделе ограблений. Придавая нормальное положение лежащим лицом вниз снимкам, Ковач обнаружил, что на всех изображен Энди. Красивый, крепкий парень. На одной из фотографий он был в бейсбольной униформе, а на другой — в полицейской. Этот снимок сделали после окончания полицейской академии. Радость и гордость Майка Фэллона — сын, продолжающий семейную традицию…
— Как поживает Энди?
— Он умер, — буркнул Фэллон. Ковач резко повернулся:
— Что?!
Фэллон опустил голову. При свете лампы он выглядел совсем хилым, а его кожа была бледной и сморщенной, как пергамент.
— Умер для меня, — тихо сказал он, потом закрыл глаза и впал в забытье.
* * *
