— Вот что я тебе скажу, Перри, — произнес он, точно они все время ехали шажком и обдумывали все сказанное им до того. — Я таки решил строиться на этом участке.
— Ладно, Сайлас, — сказала миссис Лэфем. — Тебе лучше знать. Не говори только, что это для меня.
Стоя в холле своего дома и раздеваясь, она сказала помогавшим ей дочерям:
— С этой кобылой ваш отец когда-нибудь убьется.
— Он очень гнал? — спросила Пенелопа, старшая. Ее назвали так в честь бабушки, а та, в свой черед, унаследовала от кого-то имя Гомеровой матроны, чьи особые заслуги обеспечили ей место даже среди пуританских Вер, Надежд, Трезвостей и Пруденций. Это была та самая девушка, чье серьезное лицо поразило Бартли Хаббарда на семейной фотографии, показанной ему Лэфемом во время интервью. Ее большие глаза, как и волосы, были темные, в них было особое, свойственное близоруким, выражение рассеянности; лицо ее было смугло-бледное.
Мать не ответила на вопрос, так как ответ был очевиден.
— Он говорит, что будет строиться на этом своем участке, — продолжала она, разматывая длинную вуаль, которой привязывала шляпу. Шляпу и накидку она положила на стол в холле, чтобы после унести наверх, и все пошли пить чай. На столе были устрицы в сметане, дичь, горячие бисквиты, два разных кекса, компоты и мед. Женщины обедали одни в час дня, а полковник в этот же час в конторе. Но приходя вечером домой, он любил горячую еду. Весь дом был освещен газом; полковник, прежде чем сесть за стол, закрыл всюду заслонки, через которые шел жар из топки.
— Убью этого черномазого, — сказал он, — если будет этак палить в топке. Если хочешь, чтобы топилось как следует, надо самому этим заниматься.
— Что ж, — отозвалась из-за чайника жена, когда он сел за стол с этой угрозой, — кто тебе мешает? И снег можешь сам сгребать, если желаешь — по крайней мере, пока не переехал на Бикон-стрит.
— Я и там смогу чистить свой тротуар, если захочу.
— Посмотрела бы я на тебя, — отозвалась жена.
— Что ж, смотри получше, может, и увидишь.
Эти колкости были выражением их нежной гордости друг другом. Им нравилось так пикироваться.
— Полагаю, можно быть мужчиной и на Бикон-стрит.
— А я стану стирать, как бывало в Ламбервиле, — сказала миссис Лэфем. — Надеюсь, ты устроишь мне удобные лохани? Я ведь не стала моложе. — Она подала Айрин чашку оолонгского чая — их вкус был недостаточно тонок для сучонга, — а та передала ее отцу.
— Папа, — спросила она, — ты вправду будешь там строиться?
