Да, вот тебе и весна…
Поеживаясь от сквозняка, она размышляла о том, как было бы замечательно оказаться вдруг на Гавайях, где сейчас так тепло и приятно. В то же время она с отвращением наблюдала за медленно закипавшим кофе.
Фриско в который уж раз вынуждена была признать, что жизнь — штука весьма и весьма несправедливая. А временами делается совершенно невыносимой.
Фриско вовсе не хотела выходить замуж. Или, если быть уж совсем точной, ей не хотелось выходить именно за Лукаса Маканну.
Она тяжело вздохнула, и одновременно послышался звук закипевшего кофе. Впрочем, судя по всему, жизнь шла своим чередом, и ей не было дела до сомнений Фриско.
Вот и конец независимости. Теперь о независимости Фриско может вспоминать лишь 4 июля.
Мысли ее перебивали одна другую. Так бывало всегда, когда Фриско думала о множестве различных вещей и не хотела заглядывать в будущее, будь то ближайшее будущее, с неизбежным объяснением в присутствии отца, или будущее чуть более отдаленное, сопряженное с необходимостью идти на поводу у Маканны, который так ловко сумел шантажировать ее, оправив шантаж в рамку делового предложения.
Подонок.
Когда ей удалось этим словом определить суть Маканны, Фриско почувствовала облегчение, ибо оно хоть как-то объясняло предательство собственных жизненных принципов. Фриско налила себе кофе и отнесла чашку в спальню. Время летело с невероятной скоростью. Если она не хотела опоздать на встречу с отцом, нужно поторопиться, как бы тяжело это ни было.
Полчаса спустя Фриско деловым шагом выходила из дома. Одета она была в эффектный и весьма ей шедший морского типа костюм, украшенный полосатыми вставками и плотно облегавший фигуру.
Если Маканна решит продолжать свой шантаж под видом обсуждения деловых перспектив, ее святая обязанность противопоставить его тактике деловую профессиональную невозмутимость.
Конечно же, стратегическую инициативу она безвозвратно упустила, однако из этого вовсе не следует, что ей надлежит повалиться на спину, поднять вверх руки и молить о пощаде.
Этого удовольствия Маканна не дождется.
О господи, ну и физиономия!
Посмотревшись в зеркало, Лукас не мог скрыть своего отвращения. Он поправил галстук, так чтобы узел снизу плотно подпирал воротник белой рубашки.
У него был вид человека, проведшего весьма бурную ночь и не сомкнувшего глаз. Впрочем, глаз он и вправду за всю ночь так и не сомкнул. Всю ночь он мучил себя вопросами — не слишком ли он далеко зашел.
