Или свалилось с обрыва, убегая от воображаемой опасности, которая свела их с ума?
Он скрипнул зубами, пригибаясь под усиливающимся встречным ветром. На равнине царила суматоха. Люди зачаровано слушали музыку невидимых оркестров. Некоторые шли как во сне, по их лицам текли слезы. Другие ругались или спорили с пустотой. Они стояли, освещаемые вспышками удаленных молний, беспомощные во власти своих иллюзий.
Ветер усиливался.
Высоко на горе молодой человек проверил свои приборы и почувствовал растущую силу ветра. Он ничего не слышал, все звуки убивали плотно вставленные в его уши затычки, но он был любопытен. Приборы почти не требовали его внимания. Было сомнительно, что он когда-нибудь еще раз посетит Гат. И если он послушает ветер, совсем недолго, об этом никто никогда не узнает.
Он вытащил беруши, и услышал, и закричал, и упал, пролетел десятки метров вниз, разбился насмерть.
Внизу на равнине принц Эмменед побледнел, когда в его голове зазвучали голоса, резкие, обвиняющие, слова давно убитых мужчин и рыдания давно забытых женщин. Он закричал, и на его крик прибежал врач, давно оглохший старик. На его гладком лысом черепе поблескивали электроды аппарата механического слуха.
– Голоса! – пронзительно закричал принц. – Эти голоса!
Врач прочитал крик по движению его губ. Когда ветер в первый раз принес свое наслаждение и боль, он отключил свои механические уши и теперь догадался, что тревожило его хозяина.
– Думай о приятных вещах, – предложил он. – О вздохах женщин, о смехе детей, о песнях птиц.
– Дурак! – прорычал принц со злобой. В этом предложении был смысл, больше смысла, чем в ветре, который нес эти мучительные голоса. Но принц не мог сделать это сам. – Принеси наркотики, – приказал он. – Эйфорические. Быстрее!
Одурманенный, во власти сновидений, погруженный в иллюзии, принц развалился в кресле и думал о приятных вещах. О битвах и развлечениях, которые ему предстоят. О тех богатствах, которые предлагала ему жизнь, и о мучительной радости сложных насмешек – конечно, мучительных для его жертв, ни в коем случае не для него. И думал о леди Сине, о самом приятном из всех удовольствий.
Он не был одинок. Замершая в своем кресле, в открытой ветру комнате, Матриарша Кунда сидела одна, погрузившись в мир воспоминаний. Она вновь слышала глубокий, сильный голос мужчины и вспоминала его прикосновения, сильные, но нежные. Представляла его руки у себя на плечах, на талии, изгибах ее бедер. Ее губы раскрылись для поцелуя, кровь горячо побежала по состарившимся венам.
