— Чего тут гадать? Наемники!.. — сказал Мухин. — Кто ж еще? Дикие гуси… Нам платят — мы делаем.
— То есть бригада спецов по вызову? — спросил Док.
— Каждый сегодня продает, что может и имеет, — сказал Боцман. — Вот и мы продаем. Чему научили — тем и торгуем. Чего тут голову ломать… — Блеск! — сверкнул темными глазами Артист. — Классический русский разговор!
Дернули по маленькой и с ходу — о смысле жизни… Философы, блин! Что до меня, то ваш Артист в казаки-разбойники больше не игрец.
— Значит, сваливаешь? — спросил Пастух.
— Пойми, Серега, не потому что устал. Не потому что боюсь. И форму не утратил. Да и баксы на дороге не валяются… — Это уж что правда, то правда, — вздохнул Боцман.
— Но за кого драться-то? За кого воевать? — продолжил Семен. — Мне лично пока что не все равно, за что получать свои башли.
— Слушай, — сказал Муха, — кончай политзанятие! Боцман прав — есть спрос и есть предложение. Все!
— Подыхать за этих откормленных боровов в галстуках? — разозлился Семен.Чтоб играли нами, как оловянными солдатиками? Да пошли они! Я свои бабки уж как-нибудь сделаю! Хоть в телохранители пойду… Или спасателем в МЧС.
Сергей всмотрелся в лица товарищей и понял: то, что сумел сформулировать Артист, волновало и остальных.
— Так, — подвел он итог. — Стало быть, конец отряду?
— Неужто сам-то не умотался? — повернулся к нему Трубач.
— Есть маленько… — кивнул Сергей. — Мне двадцать семь, а душе — за полета. Мы ведь не блатные быки, не мясники.
— Раньше отыграться хотелось, доказать всем штабным сукам, кто мы такие,вступил Боцман. — А теперь и я больше не хочу. Да и зачем? — все расписано, все поделено. По мне, так лучше на этих гонках бодаться, чем снова шмалять в кого попало. То ли сегодня сам пулю поймаешь, то ли завтра… Не так, что ли?
— Короче — отвоевались… — заключил Пастухов. — Что ж, видно, такой расклад.
Только все равно жалко чего-то. Если бы нашлось действительно стоящее дело, я бы еще покувыркался. Но только вместе с вами.
— Что тут говорить, — пробасил Боцман. — Было бы дело — ты, Серега, один бы не остался… — Короче — амба! — Пастух швырнул в огонь толстую сухую ветку. — Симпозиум закрывается. Давай, Ухов, бери дудку и дуй! А мы послушаем.
Уже смеркалось и вечерняя синяя мгла окружила их. Все больше звезд проступало в небе. И все ярче и ярче пылал весело пляшущий огонь костра.
Трубач бережно достал из чехла свой «Salmer». Пламя отражалось в сверкающем металле сакса, и казалось, будто Николай поднес к губам изогнутый всполох огня.
