Эх, это ж на снег и под дождь нельзя. Погибнет. А за простой вагонов знаешь что? Простой — это саботаж, а за саботаж — к стенке! Вот и приходилось деду эшелонами и колоннами добро сюда везти и здесь сберегать. Дедуля сообража-ал. Если гаечку или болтик тащишь — это всякий заметит. Посадят. А вот когда грузовик или, лучше, автоколонну? Шиш кто чего заподозрит. Усек — нет? Думаешь, ему эти пушки-пулеметы и станки были нужны? Ни фига! Но что он мог поделать, если все в одном эшелоне? Нельзя же одно забрать, а другое бросить мокнуть и ржаветь?! Вот и старался, понял — нет. Присвоил шифр этому складу, высшую секретность, ревизоров возил только ночью и в зашторенных машинах. По спискам все сходилось до гвоздика. Какие могли быть претензии? Никаких. Если какой предмет или вагон оказывался на учете и его требовали, выдавал. Если про что забывали, то, есес-сно, оседало. Ну а потом всякие инвин... ин-вен-та-риза-ции, индустриализации, и все списалось на подотчет тех, кто все равно проворовался или даже оказался врагом народа. Так это дело и замылилось...
После войны дедуля Полянкин долго и плодотворно заведовал некими ХОЗУ, обеспечивая славный советский генералитет пайками, стройматериалами и прочим смыслом жизни. И задолго до выхода в запас каким-то макаром обеспечил себе отвод данного участка под частное домовладение. Для маскировки соорудил из всякой рухляди неброское строение типа дачки. И остаток жизни посвятил тому, что таскал и таскал в закрома все, что мог утащить из подведомственных ему частей, сооружений и ведомств. Все что ни попадя. Похоже, его свело с ума желание во что бы то ни стало заполнить склады целиком.
И сын дедули Полянкина Федор, Мишанин отец, тоже в этой колее действовал. Семейную традицию продолжал. Он, правда, большим командиром предусмотрительно не стал. Всегда довольствовался должностью заместителя.
Зато именно по воровской, по хозяйственной то есть части. Получилась преемственность скопидомства. Болезненного уже потому хотя бы, что использовать то, что накопили два поколения Полянкиных, в те времена не было никакой возможности. Да и необходимости.
Я с наслаждением попивал коллекционное винцо и слушал, поддакивая и поражаясь имеющим у нас место чудесам. Видно было, что владеть в одиночку родовой тайной Мишаня устал. Выкладывал он мне ее с восторгом и гордостью.
Мне по-человечески приятно было видеть, как он радуется возможности похвастаться семейными подвигами и накоплениями. Полянкин даже признался, что верит отцу, который клялся, что он все это собирал и хранил на случай атомной войны. Зато совершенно не представляет, на кой черт все это затеял дед-основоположник.
