— Тихо, малыш, тихо, — Имлунд гладил Романда по лицу, волосам. — Раз шуршевый плащ тебя не согрел, то лишнее утепление тебе не поможет. Подойдём к проблеме по-другому: воспользуемся опытом и рефлексами… Ты во младенчестве спокойным был, но взял моду — луна с рождения твоего мелькнула — вопить по ночам. Да так надрывался, что не всякому взрослому по силам заорать. Кто придумал выражение «спит как младенец» ? Что тебя беспокоило, понять мы не сумели, хотя теперь, думается мне, догадываюсь я о причине, но не суть. Кормилица и няньки не утешили, маги да лекаря детских болезней не отыскали…
— И что? — юноша развернул голову к отцу. Зелёные глаза герцога сверкали в темноте таинственным глубинным светом.
— Я не выдержал — не спать по ночам, когда день в заботах, трудно, — пришёл к тебе и наорал.
— Вы редко это делаете…
— И не зря. Ты заверещал так, что нянек от испуга сдуло из твоих комнат, и возвращаться дуры не собирались. Как я этого ни не хотел, но пришлось тебя укачивать… Выводы налицо — забрал я твою колыбель к себе в спальню. Ты стал вести себя прилично, по ночам даже титьку не просил, а пелёнки только к утру портил… Ладно, спи… — Имлунд попытался изобразить сонный тон, но на этот раз обман не удался. — Ты что-то хочешь спросить у меня, Романд?
— Нет.
Вновь воцарилась тишина. Видимый из-под скалы краешек неба медленно подпускал к себе ночь, зажглись первые нетерпеливые звёзды, выбрался бледный серпик луны — королева ночи умирала, чтобы вскоре возродиться и порадовать своих детей и пасынков, волков и волколаков. В горах темнеет быстро, над горами очень медленно — это-то и губит неосторожных путников. Кажется, видишь малейший камушек, а на самом деле слеп как крот.
Романд внешне спокойно наблюдал, как безвозвратно угасает день, как появляются странные непривычные звуки: шебуршание, тихие шорохи, заунывный вой ветра. Кто-то явно присел на уступ, погостил молча, скрежетнул коготочками по камням и так же тихо улетел. Умиротворение… и время, когда ничто не мешает не думать, но и думать, к сожалению, тоже.
Юноша думал. И сердце всё учащало скорость биения. Холодные руки Имлунда, его мерное дыхание только подстрекали, взвинчивали и без того напряжённые нервы. Романд осторожно обернулся и внимательно посмотрел на отца. Не спит. Даже не делает вида. Глаза не по-человечески сверкают: хищник ждёт. Жертвы? Нет, когда подросший детёныш попросится на охоту.
— Почему? — решился Романд. — Неужели лишь за то, что ослушался вашей воли?
