Вернувшись в Париж, Даниель была удивлена моим внезапно пробудившимся интересом к театру и еще более — моим восторженным отношением к Пурвьаншу, скрыть которое мне не удалось. Естественно, она пожелала с ним познакомиться, но сначала я выдумывал всевозможные причины, чтобы эта встреча не состоялась. Мне казалось, что, раздели я нашу с ним дружбу с моей любовницей, все изменится; я считал, что любовь и дружба не могут ужиться рядом и остаться невредимыми.
Я познакомился с Даниель Фромантен в Сорбонне, где мы оба учились на факультете классической филологии. Вероятно, я никогда не сделал бы первый шаг, если бы девушка не оказалась настолько храброй, что сама попросила у меня какую-то книгу, а потом, в благодарность, пригласила меня в свою однокомнатную квартирку-студию. Как я уже говорил, я был довольно пассивен, и именно ей пришлось осуществлять некие стратегические маневры, приведшие нас через полгода к совместной жизни. Даниель была решительна и обычно добивалась поставленных перед собой целей. Она выбрала меня задолго до того, как я начал подумывать о том, чтобы разделить с ней постель. Я до сих пор еще спрашиваю себя: что же ее подтолкнуло? Я не красив и не богат. Быть может, ей просто понадобилась новая игрушка для ее коллекции: таких мягких плюшевых игрушек у нее было разбросано уже штук тридцать по всей комнате.
Мое нежелание знакомить ее с Пурвьаншем только возбудило в ней любопытство. Наконец, в один из октябрьских вечеров, я взял ее с собой в «Куполь», где Нат назначил мне встречу. В тот вторник он пришел вместе с Альбертой, она готова была разнести все вдребезги и заглушала его слова приступами рвоты. С каждым днем бедняжка делалась все вульгарнее, методично скатываясь ко все более тяжкой степени алкоголизма — с постоянством, которое сродни самоубийству.
— Не обращайте на нее внимания, — сказал Пурвьанш. — Она упивается собственной глупостью.
Потом принялся рассказывать нам о недавно придуманном им спектакле: он рассчитывал поставить его в самое ближайшее время. Пьеса, в которой было только три действующих лица, была написана им меньше чем за неделю; он окрестил ее «Черной комнатой», и, по его утверждению, она должна была совершить революцию в современном театре. Даниель, похоже, разозлили его слова, и когда она спросила, что же, по его мнению, позволяет ему заранее утверждать подобное, он ответил:
— Поглядите-ка на эту девицу! — Он указал на рухнувшую на стул Альберту. — Она — превосходный прототип моих персонажей, то же состояние между опьянением и отчаянием. Мы уже сыты по горло и трагедиями, и балаганом, которые суть два полюса буржуазной комедии! Нам нужны клоуны в огромных башмаках, кретины с красным носом, дауны! Ситуации, взятые из сумасшедшего дома! Рты, с которых течет слюна! Хватит реверансов в сторону ума! Пусть будет шутовство, запинающееся бормотание слабоумных! Потому что наши умы тоже во тьме! Ибо вся эта бурлящая магма — образ нашего времени.
