— Это очень любезно с вашей стороны, мэм, — сказал он. — Я полагаю, что на веранде найдется что-нибудь, на что можно присесть. Я только схожу и принесу пару стульев сюда на лужайку. Мы сможем выпить чая со всеми удобствами.
Они провели так некоторое время, возможно час или около этого, греясь на солнце, болтая о Сан-Микилоне и об Англии, и ни о чем в особенности. Пироджи оказался хорошим собеседником и развлек Джун неправдоподобными историями из жизни острова. На короткое время девушка целиком позабыла о событиях последних дней, которые получили кульминацию этим ужасным утром. Она даже забыла, что Пироджи был полицейским, или что Карриа... что осталось от Карриа... лежало в нескольких ярдах в стороне...
— Я должен оставить вас на минутку, миссис Ламберт. — Сержант Пироджи поднялся на ноги, изумленно смотря на часы.
Ее лицо, должно быть, выразило беспокойство, потому что сержант улыбнулся.
— Не беспокойтесь ни о чем. Я дойду до Мерикейджа и заберу некоторые вещи из моего «виллиса». Это не займет много времени. В любом случае ваш муж и отец Тейлор должны уже скоро вернуться.
Джун кивнула. Это верно. Должно быть, было уже где-то около часа дня.
— Но как насчет убийцы? — пробормотала она.
Пироджи тряхнул головой.
— Я бы не беспокоился на этот счет. Кто бы ни убил Карриа, он, вероятно, ушел далеко отсюда, мэм. Не станет убийца возвращаться на место преступления, когда там вокруг полиция.
Джун с усилием улыбнулась.
— Все в порядке, сержант. Со мной все о'кей.
— Я уверен в этом, мэм. Я сейчас же вернусь.
Джун собрала все, что осталось от чаепития, составила посуду на поднос и вернулась в бунгало. Она заставила себя вымыть грязную посуду. Исполнив эту обременительную обязанность, она перешла в гостиную осмотреть чемоданы. Она знала, что Стив уложил их, но, тем не менее, у нее ушло еще с полчаса на то, чтобы переделать его работу. Затем она побрела назад, в прихожую, и постояла с минуту в раздумье перед большим портретом старой мадам Ласнекю. Темные глаза смотрели с портрета холодно и насмешливо. Джун хотела было уже отвернуться, поскольку портрет каким-то образом вызывал у нее чувство беспокойства, но любопытство все же заставило ее остановиться и исследовать черты лица более подробно. Это было неприятное лицо. В нем не было ничего от материнской нежности и сердечности, однако, она смогла увидеть некоторое сходство с собой, хотя было трудно с точностью определить, в чем это проявлялось. Но уж, конечно, это не было тем злорадством, что виделось ей в глазах и уголках рта. Что-то действительно дьявольское было в лице. Даже пока она думала об этом, губы, казалось, расширялись в улыбке. Нелепица! Игра света. Она пожала плечами и пошла прочь.
