— Я его только на словах хотел мочить, — прошептал в ответ Желтый. — Только на словах. А ты едва в натуре едва не замочил.
Желтый прислушался к разговору за дверью и снова беззвучно затрясся, схватившись руками за живот, который словно судорога свела.
* * * *
Постников полистал записную книжку, хотя помнил все цифры назубок.
— Ты привез деньги? Ну, которые задолжал?
— У меня с собой две тысячи, — Шубин шлепнул ладонью по папке, лежавшей на коленях.
— Всего две?
— Но я хотел на эти деньги… Я хотел попросить об отсрочке.
— Какая к черту отсрочка? — сыграл негодование Постный. — Моей бригаде нужны новые люди. Нужно оружие, чтобы защищать таких, ну, вроде тебя. А ты говоришь: отсрочка. По-твоему кровь моих пацанов — это клюквенный морс, которым ты торгуешь в своей харчевне? Кровь молодых парней, которую они за тебя проливают, не стоит жалких денег? А?
— Стоит, конечно, стоит, — дал задний ход Шубин. — Но у меня безвыходное положение. Поле того, как построили столовку в пяти верстах от «Ветерка», выручка упала. На эти две штуки я хотел выставить столики перед закусочной, натянуть цветной тент. И на воздухе готовить шашлыки. Тогда бы доходы увеличились и…
— У всех безвыходное положение, — не дал договорить Постный и снова стал листать записную книжку. — Значит, Гребень хотел увеличить твою аренду на пятьдесят процентов? Так? Очень хорошо. В смысле шиш ему. С этого дня будешь отстегивать мне на двадцать процентов больше с оговоренной суммы. Только двадцать, а не пятьдесят. Усек?
Дядя Миша повздыхал, понимая, что все разговоры бесполезны. Напрасно он только приехал. За своими деньгами Постный гонцов прислал бы. Шубин расстегнул папку, выложил на стол две штуки, завернутые в кусок газеты. Постников пересчитал деньги и напомнил, что на дяде Мише висят еще два штукаря. Если не вернет деньги к началу следующей недели, пойдут ежедневные штрафные проценты и проценты на проценты.
— Заманаешься отдавать, — мрачно пообещал Постный и, чтобы повеселить ребят в соседней комнате, добавил. — А я не смогу или не захочу сдерживать Гребня и его отморозков. Тогда пеняй на себя. Боюсь, что все может плохо кончиться. Будет очень больно.
* * * *
Во время получасового обеденного перерыва Дашка протирала столы, а Рифат по своему обыкновению баловался гранатовым напитком. Он не снимал с бритой головы поварской колпак, чтобы не показывать всем подряд рваную рану, кое-как заштопанную хирургом. Дядя Миша вышел в зал, поманил племянницу рукой, когда Дашка подошла, взял ее под локоть и увел за собой в подсобку.
