— А я обязан охватить каждого, — продолжил он. — Потолковать, узнать, чем живет человек, чем дышит, о чем думает. Ну, провести воспитательную беседу. На нашем языке — профилактическое мероприятие. Понимаешь?
Кот кивнул, мол, все понимает, и подумал, что все профилактические мероприятия, который проводил кум, до сей поры ограничивались БУРом, зуботычинами перед строем, отборной матерщиной и плевками в лицо. Неужели пришел черед по душам разговаривать? Как-то не верится.
— Не в том смысле, чтобы привлекать заключенного к сотрудничеству с администрацией, — кум, задрав голову, посмотрел на портрет главного чекиста всех времен и народов Дзержинского. — А в том смысле, чтобы лучше знать свой контингент. По мне так: хочешь сотрудничать — давай. А если тебе это впадлу, значит, и мне такой активист без нужды. Понимаешь?
— Понимаю, — снова кивнул Кот, хотя ничего не понимал. — То есть стараюсь понять, гражданин начальник.
— Тебе сколько осталось? — спросил кум, хорошо знавший ответ на свой вопрос. — Пятилетка?
— Две пятилетки, гражданин начальник, — отозвался Кот. — С хвостиком.
— Вот видишь, нам еще долго с тобой по эту сторону забора куковать, — кум улыбнулся какой-то странной загадочной улыбкой, обнажив ровные крепкие зубы. Кажется, контакт налаживался. Этот Кот хоть и последняя сволочь, но с головой у него все в порядке, суть иносказаний начальника он должен понять. — Десять весен, десять зим… Это много. И статьи у тебя такие, что под амнистию их никак не подведешь. Нужно быть терпеливым человеком, чтобы дождаться звонка. Ты кури, Константин Андреевич.
Кум положил на край стола открытую пачку «Явы» и зажигалку. Коту хотелось дернуть хотя бы две затяжки настоящей сигареты с фильтром, но он отрицательно помотал головой. Сучьи дела всегда начинаются с малости. Начальник сигареткой угостит, потом пачку чая сунет… И пошло, и поехало.
— Спасибо, стараюсь бросить.
— Ну, как знаешь, Константин, — кум, откинувшись на спинку кресла, пустил струю табачного дыма и мечтательно посмотрел потолок. — Я в твои годы служил на строгой зоне под Интой. Вот там, едва снег растает, начинались побеги. Бывало так, что человеку два-три месяца до конца срока, а он к зеленому прокурору бежит. Тоска смертная заедала людей. А тут весна, солнышко, последний разум люди теряли. Там края северные, сколько не бегай, конец один — пуля. Как правило, живыми зэков, ну, если поймают недалеко от зоны, живыми их не брали.
