Он бухнул трубку и посмотрел на Дашку. В глазах Парамонова снова загорелись огоньки.
— Все на мази, — выпалил он. — Телевизионщики приедут через час прямо сюда. Передачу выпустят в эфир уже в четверг. Все запишем на камеру. Двадцать пять штукарей получишь сразу после окончания интервью. Гринько сегодня добрый. В настроении.
— Деньги — перед началом интервью, — уперлась Дашка. — А то знаю я вас, мужиков. Уже обожглась на Воскресенском. Обещать горазды, а дойдет до расчета, выяснится, что деньги в банке. А банк закрыт. И ключ потерян. И так далее.
— А ты девка не промах, — похвалил Парамонов. — Далеко пойдешь. Если не остановят. Компетентные органы.
— Вы с Гринько тоже далеко пойдете, — не осталась в долгу Дашка. — В Воркуту или еще дальше.
— Не каркай.
Теперь настроение Парамонова ничто не могло омрачить. Он вышел из комнаты, пообещав вернуться через пять минут. Вернулся через десять. Запер дверь на ключ и положил перед Дашкой целлофановый пакет с зелеными бумажками. Две толстые пачки, стянутые резинками. И одна пачка потоньше.
— Считай, — сказал он. — Должно быть ровно двадцать пять.
* * * *
Дашка вышла из здания бывшего клуба, когда на небе зажглись первые звезды. Интервью получилось гладкое, с живописными подробностями, которые всегда интересуют телезрителей. Дашке удалось выдавить из себя несколько мелких слезинок и несколько раз натурально всхлипнуть.
Она остановилась на перекрестке, ожидая, когда проедут машины. Что ж, этого кандидата она выдоила. Двадцать пять штук, как ни крути, это деньги. Теперь остается… Остается выдоить другого кандидата. Почему бы и нет? Если крючок проглотила одна рыбка, его проглотит и другая.
А то как-то несправедливо получается. Воскресенский весь в дерьме. Он сексуальный извращенец и растлитель неопытных девочек. Подонок высшей пробы. А Гринько — весь в белом. Только крылья ему приделать, и полетит он храмы строить. Нет, как бы не так.
Вечером, за полтора часа до отбоя, в барак из оперчасти прибежал зэк по имени Иван Хмара и шепнул на ухо Коту, что его срочно вызывает кум, на сборы две минуты.
Хмара, состоявший на побегушках при дежурном офицере, как всегда, приносил самые недобрые известия. Сердце Кота провалилось в пятки, потом снова встало на место, но забухало, как кузнечный молот. Он поднялся с нижней шконки, надел на голову пидорку и молча последовал за Хмарой. Спиной Кот чувствовал взгляды зэков, а стоявший в дверях Толик Сафонов, по кличке Вобла, сочувственно покачал головой. Мол, ничего хорошего, Кот, не жди, разговор с кумом может закончиться койкой в медсанчасти или карцером. В лучшем случае, если Чугур в добром расположении духа, распишут твою морду под Хохлому, с тем и отпустят.
