Он? Она?
Но — кто и зачем?!
А может быть, все гораздо проще, и бабка просто бредит? Но тогда откуда взялась могила?
И еще — для невменяемой больной старуха знает слишком много подробностей. Имя матери, дурацкая смерть отца, родители Морозова, которые на самом деле ненавидели Тину. И если бы на похоронах был не Морозов, старуха узнала бы это и сейчас не рассказывала бы так уверенно!
А мама? Как же мама?
Тина выбежала на улицу и, прислонившись к запорошенной снегом лавочке, стала дышать глубоко и медленно. И-раз, и-два, вздох, выдох, вздох… Все нормально.
Рано делать выводы. Тем более такие страшные.
Ее мать участвовала в фиктивных похоронах собственной дочери?!
Но этого не может быть! Быть этого не может.
Позвонить. Надо немедленно позвонить в Москву и спросить… Привет, мам, ты случайно тринадцать лет назад не рыдала над моим гробом, а потом у тебя, тоже случайно, не было ли амнезии, в связи с которой ты напрочь забыла о моей могилке?..
Вот ужас-то!
Тина интенсивно потрясла головой, так что в ушах зазвенело, и мыслей — глупых, жестоких, отвратительных — вроде бы стало поменьше. От остальных она избавится позже. Сейчас все-таки надо позвонить. Нет, может, и не надо, но хочется.
Хочется до слез.
— Ефимыч? Привет, это я.
— Валентина, ты где? — Голос у мужа был умеренно встревожен. Значительно больше в нем звучало сердитой разочарованности. — Почему звонит твоя эта Леночка? Ты сама уже не в состоянии к телефону подойти?
— Ну, вот сейчас же звоню.
Слезы высохли моментально. Наверное, ветер подул особенно резко.
— Тебе Ксюху дать? Или Сашку сначала? — немного подобрев, спросил Ефимыч.
— Вообще-то, я с тобой хотела поговорить.
— Поговорить? Что-то случилось?
— Нет, — быстро возразила она, — ничего не случилось. Мне просто захотелось… тебя услышать.
Муж тяжело пыхтел в трубку, и в этом сопении Тина отчетливо разгадала удивление и недоверчивость.
— Ефимыч, правда, я соскучилась.
— По дому?
— По тебе.
Она так редко говорила ему «ты», что сейчас сама себе изумилась.
Неужели сегодняшнее утро настолько выбило из колеи? И руки непривычно трясутся, и губы нервно прыгают, с трудом произнося слова — какие-то бесполезные, «мыльные» слова. И снова наворачиваются слезы от дикого желания и невозможности прижаться к надежному, теплому боку, спрятаться и выплакать боль и страх.
— Валентина, — отозвался наконец муж, — у тебя точно все в порядке? Ты, кстати, где? Секретарша говорит, что не знает, куда ты поехала. Вот объясни, зачем нужны секретарши, если они не знают, где находится начальство.
