* * *
Они неплохо проводили время. Ташка валялась на пузе, Алена, пристроившись с боку, щекотала ее за пятки. Только это чрезвычайно увлекательное занятие пришлось прекратить, потому как Ташка, в очередной раз дрыгнув ногой, звезданула мать по уху.
— Ой! — испугалась она.
— Ай! — растерялась Алена, схватившись ладонями за голову.
И они посмотрели друг на друга влюбленными глазами.
— Мам, ты как?
— Устала! — честно призналась Алена, заваливаясь рядом.
— И я вся такая уставшая, уставшая! Мам, а ты меня как любишь?
— Очень!
— А я тебя крепко!
— А я тебя очень крепко!
Посопели с присвистом, восстанавливая дыхание. Алена вдруг хихикнула слабым голосом.
— Чего, мам?
— Спроси, как я тебя люблю?
Ташка заинтересованно подняла голову и послушно спросила: «Как?»
— Я тебя люблю по-мамски! — ответила Алена.
— Супер! А я тебя… а я тебя люблю, как дочка из пупочка!
Они хором прыснули и снова принялись обниматься, тискаться и ворочаться, словно мишки в берлоге, по всей кровати.
Вообще-то, Алена этого не одобряла. Кровать же существует для сна, это правило такое. В остальное время суток она должна быть аккуратно застелена и никем не потревожена.
Каждый раз, когда Ташке приходило в голову расположиться здесь с учебниками, Алена долго и занудно объясняла, почему этого делать не надо.
А дочь цитировала дурацкую рекламу. Что-то вроде «Правила существуют, чтобы их нарушать».
Ну, вот и нарушили.
Ощущение такое, будто она опять — впервые и единственный раз в жизни! — сбежала с уроков в кино.
Точно знаешь, что расплата неминуема, а отступать ужас как не хочется, и ты пробираешься к запретному удовольствию.
Ха! Теперь уж точно никто и ничего не может ей запретить! И ожидать расплаты просто глупо. Она взрослая женщина и сама решает, валяться ей на кровати или, чинно сложив руки на коленях и выпрямив спину до ломоты в позвоночнике, слушать Шопена.
Как учили в детстве.
Оно давно позади, и слава Богу!
Может, если бы тогда кто-то объяснил ей, что отступать от правил не страшно и не стыдно, все было бы намного проще. Может быть, она решилась бы поговорить с Лешкой — так, как хотела, а не так, как должна была.
Даже возможно, что она впала бы в истерику, била посуду, требовала бы объяснений.
И — кто знает?! — вдруг стало бы легче?
Но никто не объяснил. Она точно знала, что выяснять отношения на повышенных тонах — нельзя. Ведь при любых обстоятельствах нужно сохранять собственное достоинство, а значит — нужно выглядеть невозмутимой и… равнодушной. Мама говорила, что многие люди не понимают истинного значения этого слова. Равнодушие — вовсе не болезнь души, а просто ровное отношение ко всем окружающим.
