Не было бы счастья | страница 160



— Илья, а ты точно не заболел?

— Точно.

Уверенности в этом заявлении не прозвучало.

— Короче, собирай документы и приезжай. На месте разберемся, что с тобой делать.

— Ничего со мной делать не надо! — неожиданно вспылил Илья.

И первым повесил трубку, чего не позволял себе никогда, ни при каких обстоятельствах.

Ладно уж, раньше он вообще мало что себе позволял!

Заниматься любовью в собственном кабинете, например. Или покупать никчемные желтые цветы. Не говоря уж о том, чтобы играть в «осла» с девицами, валяться с ними на пляже и вместе хохотать до рези в желудке, глядя, как Данька с исключительно важным видом вылавливает из воды лягушат.

Нет, теоретически он вполне мог бы и раньше затеять нечто подобное. Только все это казалось невероятной глупостью, недостойной его внимания. И не прельщало его совершенно.

Не интересовало.

Почему теперь вдруг все перевернулось с ног на голову? Или просто он сам так изменился, что мир вокруг кажется опрокинутым? Существовать в этом мире неудобно, некрасиво, к тому же здорово стесняет свободу передвижения, а Илья больше всего ценил в жизни комфорт и раздолье.

Он не был готов с этим расстаться. Впрочем, его никто не спрашивал. Случилось то, что случилось, и сейчас ему стало ясно со всей очевидностью, так, будто он увидал страницу из книги собственной судьбы, где черным по белому было выведено: «Ты сколько угодно можешь сопротивляться, делать вид, что тебе все безразлично, глубоко загонять свой страх, а еще глубже — желания и мечты. Все решено. Она ушла, и ты знаешь, почему. Остались только воспоминания, хочешь ты того или нет, они принадлежат тебе, а ты принадлежишь им. И — день за днем — они будут с тобой, рисуя в толпе ее силуэт, воскрешая запах ее волос, ее тепло, ее смех, повергая в отчаяние каждый раз, когда потянувшись к ней, ты наткнешься на пустоту».

И все.

Все, что его ожидает — вакуум?!

«Болван. Ты же знаешь, как наполнить его! Почему ты сидишь и бездействуешь?»

Потому что она ушла, ответил сам себе Илья. Она тоже выбрала пустоту.

«И ты допустишь, чтобы ее жизнь, как и твоя, шла порожняком?»

Так всем будет лучше. Так спокойней, привычней, надежней. Так… паршиво. Дожив до тридцати шести лет, он и не подозревал, что может быть настолько паршиво.

Каково сейчас ей?

Им вдруг овладело беспредельное бешенство. Да почему же это, черт побери, он вынужден сидеть здесь и задаваться дикими вопросами?! Чего проще узнать у нее самой! Поехать к ней и устроить допрос с пристрастием. А потом…