Зато заметил Данька и ринулся в обратный путь к машине.
— Пап, ты тут что ли? Пап, открой, а?
В джипе произошло какое-то судорожное движение и послышался отчаянный шепот.
Бабушка вырвалась вперед, оставляя позади Ольгу Викторовну.
Илья открыл дверь, и Данька незамедлительно вскарабкался ему на коленки, радостно сообщая что-то про речку.
— Привет, ба, — кивнул Кочетков и покосился на заднее сиденье.
Бабушка заглядывать туда не стала. Все и так было ясно.
— Рубашку застегни, — тихо приказала она, — мать сейчас подойдет.
— Я не могу, — еще тише ответил Илья, — пуговиц нет.
Сзади кто-то отчаянно и возмущенно пискнул.
— Данька, пойдем в дом, — Ирина Федоровна решительно обхватила правнука за плечи.
— А папа? Пап, ты идешь? У тебя телефон пищит, слышишь? Пап, ну пошли!
— Я уже уезжаю, к ужину вернусь обязательно.
— Ну пап! — заныл Данила, однако тут подошла Ольга Викторовна и, потеснив их с бабушкой в сторону, поинтересовалась строго:
— Илюш, ты чего здесь сидишь? Ты обедал уже? Он быстро кивнул и потянул на себя дверь, намереваясь немедленно тронуть машину с места.
— Что с твоей рубашкой?! — изумилась мать, не ведая о его коварных планах. — Ты в таком виде собираешься в город?
— Оля, оставь его в покое, — дернула ее бабушка.
— Нет, ма, ты посмотри, на кого он похож! Илюша, я тебя не узнаю!
— Я сам себя не узнаю, — пробурчал он неслышно, — мама, я опаздываю, мне надо ехать. У Женьки нога разболелась, я везу ее травмпункт.
Ольга Викторовна, не вслушиваясь, смотрела на него во все глаза и ничего не понимала. Ее сын — всегда аккуратный, невозмутимый, — сейчас жутко нервничал, ерзал и отводил глаза, будто нашкодивший первоклашка, да и внешний вид его оставлял желать лучшего.
— Ты подрался, что ли? — осененная догадкой, Ольга Викторовна с ужасом закатила глаза.
— Нет. Да. Ма, мне надо…
Нет, непохоже, что подрался. Мать еще раз внимательно оглядела его лицо. Глаза горели, как у мартовского кота, и через секунду, поймав, наконец, взгляд сына, Ольга Викторовна все поняла.
— Женечка, — ласково позвала она, оттолкнув Илью вглубь машины, — детка, ты не против, если на ужин будет рыба с овощами? Ты как к рыбе относишься?
— По-положительно, — промямлила Женька, уже сто пятьдесят раз сгорев от стыда.
— Вот и замечательно, — улыбнулась Ольга Викторовна и, повернувшись к сыну, бросила, гневно полыхая глазами: «До вечера, Илья».
Он так и знал!
Женечку — детку! — все будут жалеть, утешать, потчевать рыбкой, а на него плюнут и разотрут. В глазах семьи он — Казанова, циничный соблазнитель, который воспользовался беспомощным состоянием юной девицы.
