Не было бы счастья | страница 109



Вот почему у нее никого нет. Не было. И уж точно теперь не будет.

Сказать ему что ли?

Вместо этого Женька тусклым голосом проговорила, что ей некогда заниматься глупостями.

— Значит, иметь любовника — это глупость? — ухмыльнулся Илья.

— Понятия не имею, — невпопад заявила она.

— А как насчет выйти замуж?

— В смысле?

— Ну выйти замуж тоже глупо?

— А где твоя жена? — вдруг спросила Женька.

На самом деле, спросить хотелось давно. А теперь у нее просто выхода другого не было. Он замучил ее вопросами о «любви», хотя слово любовь и не прозвучало, и Женька лишь придумала это себе и гнала от себя эти фантазии, в которых Илья спрашивал об этом неспроста, а с далеко идущими планами. Она-то гнала, а фантазии сопротивлялись и изо всех сил доказывали свои права на существование, рисуя в голове яркие картины. Будто ему на самом деле не все равно, будто его вопросы что-то значат, будто еще мгновение, и он кинется ее целовать, выяснив, что ни любовника, ни жениха не имеется, и никто им помешать не сможет.

Чушь, полная чушь!

А Илья глубокомысленно молчал.

Ему стоило большого труда сохранять легкий, дружелюбный тон. Снисходительности напустил для пущего эффекта и врал самому себе, что ее ответы не так уж важны.

Кретин!

— Ты есть хочешь? — хмуро поинтересовался он.

— Ты уже спрашивал, пару километров назад, — отрезала Женька и уставилась в окно.

— Извини. Не думай, что я не хочу на вопрос отвечать. Насчет жены все просто, мы развелись, вот и все.

Женя быстро повернулась.

— И все? А как же… Данька? Как она его оставила?.. Она осеклась на полуслове.

— Да, да. Это… бывает.

Тебе с папочкой будет лучше, сказала ей мама. Хотелось бы верить, что Даньке такое не говорили.

— Ей с ребенком трудно личную жизнь налаживать, — легко выговорил Илья, — да я бы и не позволил, Данила — мой сын, понятно?

— Понятно, — торопливо высказалась Женька, — извини.

— Да чего там. Ты же сама так выросла, с отцом. Скажешь, плохо?

Она кивнула. Потом покосилась на него и четко произнесла:

— Хорошо. С батей хорошо.

— Он сейчас где, батя? На гонках?

— Он погиб.

— Ясно. Прости.

Все, действительно, стало ясно. Знакомая опустошенность в глазах, словно твое собственное отражение. Одиночество. Боль. Всевозможные маски не по размеру, зато чужие и непроницаемые. Затянувшаяся игра в прятки.

— Выходи, я покажу тебе Москву, — сказал Илья спустя некоторое время.

* * *

Они были на самом верху МГУ, проскользнув мимо охраны, поплутав некоторое время по лабиринтам ГЗ — Главного Здания университета, как доложил Илья тоном опытного экскурсовода, и протиснувшись через решетки на чердаке.