К тому времени, когда он вернулся на «Афину», Сара крепко спала. Раздраженно ворча, Ирв ушел в лабораторию проявлять пленки, почти не думая о том, что ему предстоит на них увидеть. Мысли у него были заняты совершенно другим.
Трое самцов-скармеров стояли около «Циолковского» и смотрели вверх, на дверь, к которой уходила болтающаяся у земли цепная лестница.
— Грязные оборвыши. Натуральные нищие, — сказал Лопатин, глядя в иллюминатор.
— Да, — лаконично ответил Ворошилов. Лопатин удивился бы, услышь он от химика нечто большее. Вечный молчун Ворошилов… Если кто и сохранит здравый рассудок на протяжении почти трехлетней экспедиции, так это он. «Хотя, может быть, он просто настолько не в своем уме, что кажется самым умным», — подумал Лопатин, искоса взглянув на химика.
Между тем стоявшие внизу аборигены действительно выглядели нищими, убогими попрошайками. Каждый из них протягивал к «Циолковскому» сразу по нескольку рук, явно что-то выпрашивая. Лопатин включил внешний микрофон. Он не далеко прошел в изучении местного языка, но слова, которые выкрикивала маленькая шайка внизу, понял без труда.
— Дай! Пожалуйста, дай!
Лопатина мутило от местных оборванцев. Он давно шуганул бы их так, что они начали бы обходить «Циолковского» за километр, но директивы из Москвы были предельно ясны: никаких враждебных действий по отношению к аборигенам. А Лопатин привык подчиняться директивам беспрекословно. Но заставить себя выйти к троице шестируких, шестиногих и шестиглазых уродцев он не мог.
— А может, вы с ними пообщаетесь, Юрий Иванович?
— Да, — снова сказал Ворошилов. Потом молча вынул из ящика несколько предназначенных для обмена инструментов, открыл внутреннюю дверь воздушного шлюза и вошел в него. Лопатин закрыл за ним дверь и взял минервитянских люмпенов под прицел бортового пулемета. Подстраховаться никогда не помешает.
Завидев Ворошилова, аборигены отпрянули. Лопатин догадался, что они, вероятно, до сих пор только слышали о пришельцах от сородичей, но еще ни разу их не видели. Один из самцов издал пронзительный контральтовый возглас, которым могла бы гордиться любая героиня мексиканских или бразильских мыльных опер.
— Вы хотеть что? — спросил химик, спустившись вниз.
Напуганные его низким голосом, двое аборигенов отступили еще на пару шагов. Третий, видимо самый храбрый, остался на месте и повторил:
— Дай! Пожалуйста, дай!
— Вот, — стянув с руки перчатку, Ворошилов достал из кармана нож и вытащил лезвие. Минервитянин снова крикнул, на этот раз восхищенно, как показалось Лопатину.
