— Когда-то здесь все было иначе, — глухо сказал Потрошилов. — Все началось с того, что я потерял самых близких друзей…
Он прикрыл глаза, вспоминая. Забытые лица выплыли из памяти, выдавливая слезы. Съемочная группа затихла, проникаясь важностью момента. Водка, закушенная свежим воздухом, всасывалась в кровь, как родная. Клиент порол отсебятину, но сценарий за два дня ушел на салфетки. И теперь это уже не имело значения. В жутко прекрасных переливах летних красок тундры и бесконечном море цветущего ягеля вообще ничто не казалось заслуживающим внимания. Ласковый ветер Заполярья дышал безмятежностью. Двухдневная доза «Столичной» якутского разлива грела души. Тяжелые веки смежились. Все шло как надо… Все будет очень хорошо… Они отключились под монотонный рассказ «олигарха» один за другим…
* * *
В столице Ил-62 встречал ответственный редактор программы «Темя». Здоровенный широкоплечий бородач долго метался возле летного поля, но съемочной группы из Якутска на трапе видно не было. Он возвышался над толпой встречающих, как маяк отчаяния. Ходорович ждал сюжета. Место в эфире пустовало под якутского олигарха. А группы не было.
Они появились неожиданно. Прямо у микроавтобуса с магической надписью «ЦТ». Ответственный редактор всмотрелся в опаленные тундрой лица коллег и мысленно упал в обморок. Первым, в качестве громоотвода, шел шатающийся ассистент в дубленке, надетой прямо на майку. Но его гнев редактора минул. Бородач вычленил из недр группы режиссера и крепко ухватил за грудки:
— Ты что, обалдел?! Говори мне быстро, снял?!
От встряски режиссер жалобно икнул и, мутно глядя в пространство, ответил честным шепотом:
— Не знаю… Бюджет рухнул! Там все так непросто!
Его портрет в траурной рамке мог красоваться на входе в Останкинскую телебашню. До этого торжественного мига оставалось совсем немного. Ответственный был мужик здоровый. Но Бог бережет людей, потерявших разум. Под огромной лапищей что-то хрустнуло. Хватка ослабла. Из чужого внутреннего кармана редактор двумя пальцами осторожно извлек кассету.
Удивились оба.
— Она? — хрипло спросил бородач.
Что это за кассета, режиссер не знал. Он вообще не помнил последних двух дней, включая съемки и перелет, но, подчиняясь инстинкту сохранения себя, кивнул.
В телецентре ответственный редактор просмотрел материал и взревел:
— Убью, сволочь!!!
Речь Степана Степановича Потрошилова на фоне ржавого вертолета могла похоронить весь канал. Больше всего редактору хотелось вернуться к моменту встречи в аэропорту и довести дело до логического конца. Однако он был профессионалом. В монтажном отделе объявили аврал.
