– Фу, моральный урод. Ишь, вгрызся, будто в котлету, – поморщился Трофим. – Просто позорит нас как класс. Понял теперь, Летягин, как важно развивать не только кусательный аппарат, но и сознательность.
Следующей на очереди была Галина. Но она повела себя беспокойно. Под клыком заерзала, попыталась посмотреть, что ей мешает, долго крутилась и, наверное, все же приметила Николая Евсеевича – лицо ее искривилось от ужаса и, как показалось Летягину, разочарования.
– Пожалуйста, дружок, наглядная агитация: маленькая неряшливость ведет за собой большую ошибку, – принялся рассуждать Трофим. – Твой Евсеич не довел ведь даму до полного оцепенения. Нельзя внушать донору, что тот беспросветно виноват. Должна быть оставлена доля надежды, что в него верят, что он сможет, если очень постарается...
– Галина теперь станет ненавидеть Николая Евсеевича?
– Что ты. По основному времени акт произошел слишком быстро. Просто при общении с ним будет возникать непонятное напряжение. Дама она нервная и этого топтуна к себе уже не подпустит.
Николай Евсеевич тем временем уже завершил танец и, сделав напоследок фуете, сел на свое место.
– Насосался, гад – видишь, какой мордоворот красный стал, – не без зависти отметил Трофим, – сейчас будет переваривать. Заодно и ментальным валорисом III обогатился: пара новых идей – от Галины. Плюс эмоцию позаимствовал от Лукреции, валорис II – любовь к сидению на стуле от звонка до звонка... Но, кажется, недолго длилось счастье дяди Коли...
Из смежной комнаты появился Петр Петрович, начальник отдела, и поманил к себе в кабинет Николая Евсеевича.
– Вот она, централизация. Не для себя старался, – злорадно прошептал Трофим, – смотри, какие рожи корчит.
И действительно, на лице Николая Евсеевича были мимические движения, не заметные ни для кого, кроме зрителей, то есть Трофима и Летягина. Лицо выражало и страх, и жадность, и мольбу, и «последнее прости».
Летягин хмыкнул, несмотря на то, что теперь ему было жалко Николая Евсеевича.
– Твоя афиша не лучше была перед тем, как он тебя сегодня приголубил, – напомнил Трофим.
– Как, Николай Евсеевич уже взял мою кровь? – искренне удивился Летягин.
– Уже. И так будет всегда, пока блеять не перестанешь и не начнешь рыкать в ночи. А теперь пошли к следующей двери и полюбуемся Петром Петровичем.
– И он тоже? – Летягин был просто растерян.
– И он, и он. От природы силен в нашем деле, но силен варварски. Дилетант одним словом.
Трофим приоткрыл дверь начальника отдела и вежливо пропустил Летягина поближе к щели.
