— Не люблю я твоих умничаний, липовые они у тебя,— признался Кактус, откровенно нарушая субординацию. — Особенно, когда ты долдонишь мне, что все вокруг просто замечательные люди, только вот какое-то говнецо в них резонирует. Передо мной не надо притворяться мудрым, я ведь в курсе — приличные мысли в твоей башке не водятся. Хоть ты в толковый, хоть в бестолковый словарь заглянешь. Меня другое интересует — кем сейчас заниматься?
— Эх, разговорчики в строю. И это называется мой подчиненный. Да займись ты хоть теми, кто на озере плещется.
— Ладно, но прежде, чем лезть мне невесть куда, рискуя собственными яйцами, я требую, чтоб ты отправил Фиксу на анализы. Нашим в лес или еще повыше.
— А если она не захочет?
— Слушай, не надо глупых вопросов. У меня захочет. В любое место,— успокоил Кактус. — Но ты вначале своими руководящими воздействиями замани ее в сарай… Попробуй только застрять на этой скамейке на манер сидячего памятника.
Разговор, не доступный остальным сотрапезникам, после такой угрозы стих. Все это время Фикса вела с помощью обычных звуков беседу о том, каких скотов можно доить, а каких нельзя и, кажется, наслаждалась своей глупостью.
Через полчаса я заметил, что девушка куда-то засобиралась, тачку даже ладит. Пора тормозить, иначе Кактус мне не простит.
— Ты куда, пейзанка дорогая, снаряжаешься? — елейным, даже приторным голосом осведомился я.
— На станцию мешки с удобрениями завезли. Надо помочь Василию забрать их. Если хочешь, давай с нами.
— Лейтенант К111, тебе ничего не надо из того, что требуется Васе Финогенову. У него свое удобрение, у нас свое,— уже твердо, с легким дребезжанием в голосе надавил я.
Она, как ни в чем не бывало, продолжила свои занятия. Тогда зашел я в сарай, где и выдернул деревяшку из поленицы. Она естественно развалилась, чуть меня не угрохав. После этого я обклеил матюгами ни в чем не повинные поленья и стал вызывать помощь. Дескать, ой, эй, убился. А сам в щель сарайной стены поглядываю, как там Фикса реагирует, адекватно или нет.
Она задергалась, она чувствовала подвох и провокацию. Даже аура ее оживилась и расцветилась какими-то странными волнами. Первый раз в жизни был свидетелем такой нерешительности у кшатрия. Наконец, после долгой паузы, звенящей от изрыгаемых проклятий, она все же подошла к моему валяющемуся на земле телу. Я, как и полагается по сюжету, жалобно закряхтел.
— У командира все заживет и полный порядок, если ты будешь, валькирьюшка наша ненаглядная, вести себя прилично. И не станешь перенимать всякую глупость у грязнуль,— внезапно появившийся Кактус надежно заслонил проход. — Ты разве забыла, что у тебя есть мы — родня твоя фактически.
