— Точно! — вспомнил вдруг Кравцов. — Сундук! Еще пятнадцать лет назад в подвалах дворца стоял — а может, и сейчас стоит — железный сундук. Здоровенный, метра два в длину, больше метра в высоту, а в ширину… не помню, но еще тот монстр. Потому, наверное, на месте и остался, — лестницы засыпаны, а через проломы пола не вытащить. Весь проржавевший, головки заклепок — как половинки от грецких орехов.
— Интересно… — равнодушно сказал Архивариус. — Сундук был замурован в стену?
— Нет, стоял рядом с ней. В торцевой стенке сундука — огромная дыра, и еще много дыр, поменьше. Внутри — пусто, не мы первые, естественно, его находили.
— Ну вот видите. Возможно, та подвальная комната и была в оные времена «кубышкой» Самойловой — но давным-давно опустела. После революции ее взломали, убедились: ничего нет! — и поползли слухи, что сокровища утоплены в пруду или зарыты в парке.
— Слишком открыт и всем доступен тот подвал для «кубышки»… — усомнился Кравцов.
Архивариус не смутился:
— До войны и до разрушения дворца, я полагаю, попасть к сундуку было отнюдь не просто.
— Кстати, о разрушении дворца… — сказал Кравцов. — У вас есть сведения о том, как он превратился в руины?
Архивариус нажал кнопку на пульте управления креслом (оно откатилось на полметра от стола) и скрестил руки на груди. Точь-в-точь, как перед рассказом о Лабзине и мартинистах.
Кравцов понял, что ему предстоит выслушать очередную длинную историю, — и ошибся.
— И здесь нет никаких загадок, — начал Архивариус. — Во время войны и блокады Ленинграда во дворце Самойловых располагался штаб добровольцев Франко — испанской «Голубой дивизии»…
— Извините… — перебил Кравцов, доставая из кармана запищавший мобильник. — Алло?
В трубке зазвучал спокойный и трезвый голос Пашки-Козыря.
3
— Вот это да… — повторил Пещерник.
— Ну и зачем ему эта фиговина? — риторически спросил Даня.
«Фиговиной» он назвал небольшой, сколоченный из потемневших досок помост. С одной стороны его обрамляла вертикальная стенка, тоже дощатая. Помост украшали достаточно странные конструкции. Стоял там винтовой пресс с массивной станиной — венчающее его колесо парни не смогли провернуть даже совместными усилиями — приржавело намертво.
Присутствовало колесо и в другом, вовсе уж непонятном сооружении — обычное тележное, насаженное на горизонтальную ось с ручкой, позаимствованной, похоже, с колодезного ворота. Пещерник крутанул — колесо неохотно, с мерзким скрипом пришло в движение.
