Кейтлин всегда интересовала бабушка. Девушка не могла без сострадания думать об этой бедняжке. Хотя Эуфония Биссет и умерла задолго до рождения Кейтлин, ту все же удивляло, что в доме деда не было никаких — вообще никаких — следов женского присутствия. Ни картины, ни портрета, ни вышитого лоскутка материи… Словно у дома этого никогда не было хозяйки. Зато почти в каждой комнате со стен, обшитых панелями из темного дуба, глядели безжизненными глазами головы оленей, самолично застреленных стариком Гленшилом. Это было жилище холостяка; оно наводило Кейтлин на мысль о джентльменском клубе. Вообще-то девушка ничего о джентльменских клубах не знала, однако была уверена, что ни одна нормальная женщина в такой обстановке долго не выдержит. Да и не дом это был. Это был мавзолей.
Гленшил редко упоминал в разговорах о своей жене, но из того немногого, что рассказал о ней Кейтлин дядя, девушка сделала для себя вывод: Эуфония Биссет была существом довольно жалким; она была совсем не пара мужчине с мрачным лицом, крутым нравом и мерзкой привычкой полностью подчинять своей воле все более слабые натуры.
А вот мать Кейтлин, конечно же, была истинной дочерью Гленшила. Девушка ни на миг не сомневалась в этом.
Как она слышала, отец с дочерью не могли провести вместе и пяти минут, чтобы не поссориться. Кейтлин прекрасно понимала, что характером пошла не в мать; и все же девушка достаточно хорошо знала своего деда, чтобы осмеливаться дерзить ему, когда того требовали обстоятельства.
Впрочем, сегодня обстоятельства не требовали от нее ничего, кроме сосредоточенного внимания. Все семейство сидело у камина, в котором тлел торф, в скромной малой гостиной. Шарлотта Рендал разливала чай и угощала домочадцев сладостями. Гленшил от чая отмахнулся. Старик был намерен дать выход своему раздражению, и, пока он бушевал, никто не смел его прервать. Кейтлин молча пила чай маленькими глотками и думала о том, как изменился в последнее время ее дед. Раньше она этого не замечала…
Она решила, что Гленшил постарел. Сильно постарел. Поредела копна седых волос, побагровела шея. Впрочем, может, это от гнева? Кто там разберет… На щеках и на носу у деда проступили красные прожилки. И он теперь не выходил из дома без трости. Сейчас Гленшил свирепо стучал этой тростью об пол и после каждого удара морщился так, словно старая рана на ноге вновь давала о себе знать. Старик выглядел на все свои восемьдесят лет, но до Кейтлин это долго не доходило. И сейчас, осознав вдруг, как он сдал, девушка была потрясена. Она смотрела на него, и сердце ее сжималось, а в горле вставал комок.
