— И дорого, — вставил Падильо.
— Риск должен оплачиваться.
— Это понятно. Допустим, нам придется выйти этой ночью. Как это сделать?
— В моем кабинете есть дверь на улицу. Она закрывается автоматически. Проблема в другом — как вернуться? Вам придется оставить внутри одного человека, чтобы он открыл вам дверь. Но вернуться вы должны до восьми утра, пока не придут мои помощники. — Лангеманн помолчал, потом добавил: — А не опасно ли вам выходить этой ночью?
Падильо ответил не сразу.
— Вам платят не за то, чтобы вы волновались о нас.
Толстяк пожал плечами.
— Как скажете. Я ухожу. Свет в моем кабинете горит всю ночь. В мастерской я его выключаю.
Не попрощавшись, Падильо и я двинулись к кабинету. Всю обстановку составляли обшарпанный дубовый стол, вращающийся стул за ним да бюро с бухгалтерскими книгами и каталогами запчастей. Освещался кабинет лампой под зеленым абажуром. Телефон стоял на столе. Окна не было, лишь дверь с автоматическим замком. Прислоненная к стене крышка люка открывала верхние ступени лестницы, ведущей в подвал. Падильо спустился первым, я — за ним.
Мы оказались в комнатушке двенадцать на двенадцать футов под семифутовым потолком. Сорокаваттная лампочка свисала с потолка. У стены на сером одеяле Симмс и Бурчвуд ели хлеб с колбасой. Напротив, на другом одеяле, с бутылкой в руке сидел Макс.
— Вот одеяло, вон еда и сигареты. — На расстеленной газете лежали полбатона колбасы, краюха хлеба, четыре пачки сигарет восточногерманского производства.
Я сел рядом с Максом, взял предложенную бутылку. Этикетки не было.
— Что это?
— Дешевый джин. Гонят его из картофеля, — ответил Макс. — Но крепкий.
Я глотнул. Спиртное ожгло горло, пищевод, желудок, рванулось было обратно, но потом успокоилось, и по телу начала разливаться теплота.
— О Господи! — Я передал бутылку Падильо.
Он выпил, закашлялся, сунул бутылку Максу. Макс поставил ее на газету.
— Вот еда, — напомнил он.
Я скользнул взглядом по хлебу и колбасе, стараясь решить, рискнуть мне еще на один глоток картофельного джина или нет. Чувство самосохранения победило, и я ограничился тем, что раскрыл пачку сигарет, достал одну, закурил и протянул пачку Падильо. Мы покашляли, привыкая к горлодеру, выпускаемому восточными немцами.
— И каковы ваши планы? — спросил Бурчвуд. — Этой ночью нас ждут новые приключения?
— Вполне возможно, — пробурчал Падильо.
— Вероятно, в нас снова будут стрелять, а вы озвереете и будете вымещать на нас свою злость?
