— Сейчас зазвонит телефон, — объявил он.
И не ошибся. Первой вышла на связь девчушка из боннского бюро лондонской «Дейли экспресс». Если ее боссу попадало что-либо интересное, она сообщала об этом и Куки... Телефон звонил и звонил. И каждый раз Куки рассыпался в комплиментах и благодарил, благодарил, благодарил.
К восьми часам звонки прекратились. За это время мы успели раздавить бутылочку. Куки осмотрелся, убедился, что рядом с креслом стоит еще одна, полная, протянул ее мне.
— Разливай, Мак, а я пока запишу эту муть.
Развернул к себе пишущую машинку и начал печатать, изредка сверяясь с записями, произнося вслух каждое слово.
— «Канцлер Людвиг Эрхард сказал сегодня, что...» — В тот день ему дали две минуты эфира, а текст он печатал пять.
— Поедешь со мной на студию? — спросил Куки.
Уже изрядно набравшись, я согласился. Куки сунул початую бутылку в карман макинтоша, и мы помчались на радиостанцию. Инженер ждал нас у дверей.
— У вас десять минут, герр Бейкер. Уже звонили из Нью-Йорка.
— Еще успеем. — Бейкер достал из кармана бутылку. Инженер поднес ее ко рту первым, за ним — я, потом Куки. Я уже едва стоял на ногах, Куки же лучился обаянием. Мы прошли в студию, и Куки по телефону соединился с редактором в Нью-Йорке. Редактор начал перечислять материалы, уже полученные по каналам АП и ЮПИ.
— Это у меня есть... и это... это тоже. Об этом у меня поболе. Плевать я хотел, что АП это не сообщило. Обязательно сообщит после десяти.
Бутылка еще раз прошлась по кругу. Куки нацепил наушники и спросил у инженера в Нью-Йорке:
— Как слышимость, Френк? Нормально? Это хорошо. Тогда поехали.
И Куки зачитал текст. Прекрасно поставленным голосом. Будто неделю не брал в рот спиртного. Язык не заплетался, фразы строились четко, без лишних слов. Лишь однажды он глянул на часы, чуть сбавил темп и закончил ровно через две минуты.
Мы добили бутылку и отправились в салун, где Куки и я назначили встречу двум секретаршам из министерства обороны.
— Только этим я и держусь, — говорил мне Куки по пути в Годесберг. — Если б не ежедневный выход в эфир и не возможность спать допоздна каждое утро, мне бы давно мерещились черти. Знаешь, Мак, тебе нужно бросить пить. Иначе жизнь в роскоши тебя погубит.
— Меня зовут Мак, и я — алкоголик, — механически ответил я.
— Это первый этап. Ко второму перейдем, когда я протрезвею. Нам будет о чем поговорить.
— Я подожду.
Через перепелочек, как Куки называл секретарш, он знал Бонн как никто другой. К нему поступала информация и о проблемах с обслуживающим персоналом в посольстве Аргентины, и о внутренних трениях в христианско-демократическом союзе. Он ничего не забывал. Однажды даже сказал мне: «Иногда мне кажется, что в этом причина моего пьянства. Я хочу узнать, смогу ли отключиться. Пока мне этого не удавалось. Я помню все, что делалось или говорилось при мне».
