— Вам про нас рассказывали? Кто-то здесь до нас побывал? — перекрикивая ветер, спросил Маркиз. У Вероники побелели костяшки стиснутых в кулаки пальцев.
— Ну, не преувеличивайте, сын мой. Не настолько уж мир вами интересуется. Я же обязан знать о том, что происходит, — работа у меня такая. Да-да, а хина моя помогает даже при моровой язве. Бояться ее, кстати, нечего, это все обыкновенная паника. Городок отравился старым сыром. Вдобавок еще несколько случаев сифилиса. Испанская болезнь. Но паника уже поднялась. Каждый болеет тем, чем хочет… Если вы намерены пересечь границу, вам понадобится свидетельство, что вы здоровы. Выдать такую грамоту может только городской старшина, у него там есть свои коновалы. Но на это, дети мои, у вас уйдет не меньше недели. Они обязаны за вами понаблюдать. Поставят уйму печатей, и только с этой бумагой испанская пограничная стража вас пропустит.
— А вы, сударь, не можете дать нам такой документ? После освидетельствования, конечно, — спросила Вероника.
— К сожалению, не могу, милая барышня. Я не тот врач. Тут нужен официальный лекарь. А я слыву просто чудаком.
Маркиз хотел что-то сказать, но промолчал. У него не было сил перекрикивать ветер. Делабранш будто прочитал его мысли.
— Пищу принимать, дети мои, нужно на свежем воздухе. Вместе с едой поглощаешь чистое дыхание мира. Это как бесплотный поцелуй — продлевает жизнь и очищает кровь. А ты, моя милая, очень бледненькая.
Затем Делабранш вдруг обратился к Гошу. Мальчик, смущенный тем, что его усадили за один стол с господами, оробел еще больше.
— Чтобы обозначить свое присутствие, не обязательно все время молоть языком, верно? Не в пример старому Делабраншу.
Гош неуверенно кивнул и вопросительно посмотрел на Маркиза.
— Он не говорит! — крикнул Маркиз, приставив ко рту сложенную трубочкой ладонь.
— Я это и имел в виду! — прокричал в ответ хозяин.
На минуту воцарилась тишина. Ветер ненадолго успокоился, но потом с удвоенной силой принялся теребить скатерть. Все занялись едой, только Гош бросал поверх тарелки испуганные взгляды. Маркиз медленно жевал невкусный сыр и напряженно размышлял. Делабранш удивлял его. Кто он — этот смешной, неряшливый человечек? Маркиза не оставляла смутная догадка, что под столь неказистой внешностью в столь странном месте скрывается особа, в высшей степени незаурядная. Он чувствовал, что взгляд Делабранша пронизывает его насквозь, что Делабранш видит его прошлое, настоящее, а возможно, и будущее, раскладывает его на элементы и анализирует как явление. И оттого терял уверенность в себе. Постепенно, с каждой минутой, Маркиз переставал быть сильным, решительным мужчиной, ученым, дипломатом, любовником, заботливым вожаком — зато к нему возвращалось давно забытое ощущение: он снова начинал чувствовать себя мальчиком, своевольным, умным не по летам подростком. Чтобы не утерять окончательно собственный образ, он решил оказать сопротивление.
