Перекусив, старик достал из берестяного коробка маленький листок бумаги. Макнул его несколько раз в кружку, и, помешав чай ложкой, выпил приготовленный напиток маленькими глотками. Я заинтриговано наблюдал за этими весьма странными действиями.
- Шибко хорош медикамент доктор давай, - похвалил Ахи,-однако пора новый пиши. Много знаки пропади.
- Какой медикамент? - недоуменно пробормотал я.
Старик осторожно протянул мне мокрый листок.
- Гляди.
Это был обычный рецептурный бланк, на котором едва проступали размытые буквы и печать.
- От чего же этот медикамент? - пряча улыбку, спросил я.
- Сон дари. Медикамент пей - сон иди. Доктор хорошо лечи.
Я деликатно промолчал. Потягивая трубку, Ахи пересказывал мне деревенские новости.
Тихая речь старика, потрескивание дров ласкали слух, убаюкивали, настраивали на лирический лад. Я как всегда размечтался и унесся мыслями к тому дню, когда с пухлыми связками шкурок появлюсь в конторе и завалю ими стол ошеломленного охотоведа...
- Ыууу-ыу, ыууу-ыу, - понеслось из-за Хора.
Жуткий волчий стон медленно нарастал и неожиданно угас на длинной плачущей ноте. Дикая тоска по крови слышалась в нем. Вмиг развеялись завораживающие грезы.
- Мясо проси, - сказал Оде Ахи, невозмутимо допивая очередную кружку чая. Вдруг он встрепенулся, словно вспомнил что-то важное, и даже шлепнул себя по беленькой головке.
- Совсем худой башка стал. Лукса говори: скоро не приди, ты его капкан сними. Однако шибко не сними. Люкса живот обмани - тайга ходи. Я его знай.
Тут я не утерпел и задал вопрос, давно вертевшийся на языке:
- Ахи, если не секрет, сколько Вы нынче соболей поймали?
Старик нахмурился и, отвернувшись, отчужденно сказал:
- Почто соболь пугай? Моя твоя говори - соболь новый место ходи, - и быстро перевел разговор в другое русло:
- Почто твоя такой стрелка? - спросил он, осторожно взяв с чурки мой компас.
- Чтобы не заблудиться, когда солнце скрыто тучами.
- Знай, знай. Почто стрелка ходи? Почто сам дорога не смотри? - уточнил старик.
Ему было непонятно, как это охотник может заблудиться.
Пока разговаривали, я разулся и повесил сушить улы на перекладину. Глянув на подошву, ахнул - она в нескольких местах треснула поперек. И поделом мне. Сам виноват. Сушу улы над самой печкой. Сколько раз Лукса предостерегал, что кожа от жара становится ломкой. И почему человек так устроен, что не пользуется опытом других, пока на своей шкуре не убедится в правоте сказанного?
