Пока кабан не остыл, немедля начал свежевать. Дело это оказалось непростым, так как к началу гона у самцов под кожей образуется хрящ или, как говорят охотники, - "броня". Она защищает вепря от ударов клыков соперников. Сняв, наконец, шкуру, положил в рюкзак голову кабана, кусок ляжки, печень и сердце. Все остальное разделил на части и засыпал снегом. Охотничья удача сняла усталость. Шел легко и быстро.
Лукса закряхтел от удовольствия, узнав, что я принес свеженины. По-быстрому обжарили мясо, печень, сварили бульон и сели пировать. Сквозь поджаристую корочку соблазнительно сочились янтарные капли жира, подогревая и без того волчий аппетит. Сковородка быстро пустела. Последний кусок Лукса бросил собаке:
- Держи, Пиратка. Может, твоего обидчика едим. - И, обращаясь ко мне, пояснил: - Прошлый год один секач ему все брюхо распорол. Думал, пропала собака, елка-моталка. Хотел пристрелить. Ружье поднял, а он смотрит так преданно... Верит, что не обижу. В котомке в зимовье принес. Снял с лабаза полосу сухожилий. Наделал ниток. Пасть стянул веревкой, чтоб не кусался, и заштопал брюхо. Заросло.
- Молодец, живучий, - погладил я Пирата по загривку. - Лукса, а сухожилия ведь толстые, как же вы из них тонкие нитки делаете?
- Что непонятного? Высохшие жилы видел? Они на тонкие стрелки сами делятся. Бери их и скручивай нитку. Хорошие нитки с ног получаются. С хребта тоже неплохие, но слабже.
Было уже около десяти вечера, когда мы услышали приближающийся ритмичный скрип легких шагов. Возле палатки они замерли.
- Кто там? - спросил я.
- Своя, своя люди, - негромко и спокойно ответил голос. Послышалось, как пришедший тщательно отряхивается от снега.
- Нибида эмэкте? - повторил вопрос Лукса.
Вместо ответа полог палатки распахнулся и в черном проеме показался удэгеец. Я сразу узнал вошедшего, хотя шапка-накидка, редкие усы и бородка были покрыты густым инеем, белизна которого резко контрастировала со смуглой кожей и карими глазами. Это был Одо Аки- дедушка Аки. Губы его, склеенные морозом, разошлись в приветливой улыбке.
-- Багдыфи! Би мал-мало гуляй. Отдыхай ноги надо, -- на смешанном языке тихо проговорил он.
-- Багдыфи, багдыфи, -- ответил Лукса.
Я пересел к выходу, подбросил дров в печку. Ахи устроился на освободившееся место и, украдкой поглядывая на меня, стал выдергивать из бороденки ледышки.
-- Ноги туда-сюда мало ходи, -- посетовал он.
Я сочувственно кивнул, а про себя подумал: "Вот это "мало ходи"--в семьдесят восемь лет прошел двадцать пять километров от своей зимушки до нас по труднопроходимым торосам Хора!"
