Несмотря на это, ученые сталкиваются с большими трудностями. Хотя представители науки в основной своей массе консервативны, наука все еще остается основной движущей силой изменений в жизни. Возбуждение общественного сознания, производимое переменами в Азии, Африке и среди промышленного населения Европы, часто не устраивает сторонников консервативного взгляда на вещи. Отсюда возникает сомнение в ценности науки, поддерживаемое скептицизмом Первосвященников. И если бы только это было единственной причиной, это могло бы быть не так важно. Но оно подкреплено настоящими интеллектуальными трудностями, которые, если они окажутся непреодолимыми, похоже, могут положить конец эре научных открытий. Я не говорю о том, что это произойдет внезапно. Россия и Азия еще могут сохранять веру в науку, которую теряет Запад, в следующем столетии. Но рано или поздно, если логические аргументы против этой веры окажутся неопровержимыми, они убедят людей, которые, по разным причинам, могут мгновенно разочароваться; а убедившись однажды, сочтут невозможным вернуть и остатки прежнего доверия. Поэтому все обстоятельства, свидетельствующие против научного кредо, заслуживают самой тщательной проверки.
Когда я веду речь о научном кредо, я говорю не просто о том, что логически подразумевается под непреложностью научной истины; я говорю о чем-то более восторженном и менее рациональном, а именно – о системе убеждений и эмоций, которая делает человека великим ученым. Вопрос состоит в том, могут ли такие убеждения и эмоции выжить в среде людей, обладающих такими интеллектуальными способностями, без которых невозможны научные открытия.
Две недавно вышедшие и очень интересные книги помогут нам разобраться в природе этой проблемы. Книги, о которых я говорю, это «Метафизические основы современной науки» (1924) Барта и «Наука и современный мир» (1926) А. Уайтхеда. Каждая из них критикует систему идей, которыми современный мир обязан Копернику, Кеплеру, Галилею и Ньютону: первая – почти целиком с исторической точки зрения, вторая – и с исторической, и с логической. Книга доктора Уайтхеда наиболее важна для нас, так как она не просто критическая, но и конструктивная и стремится сформулировать интеллектуально удовлетворительные основания для будущей науки, которые одновременно будут и эмоционально удовлетворять высоконаучные устремления человечества. Я не могу принять логические аргументы, выдвинутые доктором Уайтхедом в пользу того, что может быть названо «приятной» частью его теории: если принимать необходимость интеллектуальной перестройки научных концепций, я склоняюсь к тому, что новые понятия будут расходиться с нашими неинтеллектуальными эмоциями в той же степени, что и прежние, и будут, следовательно, приняты только теми, кто имеет сильные эмоциональные пристрастия в пользу науки. Но давайте рассмотрим этот аргумент.
