Эндисия беспокойно огляделась. Кое-что она могла попробовать и сама. Неясная мысль забрезжила в ее мозгу. Она подошла к своему книжному шкафу и достала перечень заклинаний Кунфшона.
Релкин, Свейн и Джак остались со своими горькими мыслями в темноте карцера на борту «Ячменя». Они были убиты известием о том, что суда даже и не будет.
Свейн горько усмехнулся:
– Значит, нас высекут за то, чего мы никогда не делали.
Ответом ему были мрачные ухмылки.
– Нет, правда, я знаю кучу вещей, за которые меня можно было бы высечь, да вы все знаете их, – идиотская улыбка Свейна сверкнула в темноте, – но меня не поймали – значит, я ничего не делал. Понимаешь, о чем я говорю, куошит?
Все это только больнее отзывалось в сердце.
– Могу предположить.
О да, мальчишка Свейн шакалил среди драконопасов, прибирая все, что плохо лежит, вне всякого сомнения. Но теперь ему предстояло расплачиваться за то, чего он не делал никогда, и расплачиваться жизнью.
– Это несправедливо. Это не правильно, – сказал Джак совершенно отчаянным голосом Джак боялся больше всех. Он однажды видел подобную экзекуцию и упал в обморок, глядя, как человеку, наказываемому за дезертирство, дали пятьдесят плетей. И мальчик не знал, сможет ли он вынести двадцать без крика, не опозорив себя навеки.
Негласный закон среди легионеров был строг. Предполагалось, что ты не должен проронить ни звука, особенно перед лицом целого флота. Честь легионера превыше всего. Но маленький Джак был уверен, что будет кричать и плакать.
– Ты же знаешь, Джак, – сказал Релкин успокаивающе, – что ты прав, но так уж случилось с нами, и ничего больше не остается. Разве что.., ну, разве Бирджит расскажет правду.
– Я слышал, она все еще без сознания, – уныло протянул Свейн, – хирург не думает, что она быстро придет в себя.
– А что, если она не скажет правды? – испугался Джак.
Релкин взглянул на Свейна:
– Может так быть, Свейн?
– Почем я знаю? Эта сумасшедшая женщина набросилась на меня почти сразу, как мы ступили на корабль. Это ей надо дать двадцать плетей, а не нам.
Релкин был почти готов согласиться со Свейном. Двадцать плетей! Этот день уж точно вспоминать не захочется.
– Как это будет? – спросил дрожащим голосом Джак.
– Сорвет мясо с твоих, Джак, костей, – последовал весьма не обнадеживающий ответ Свейна.
– Не так страшно, Свейн, – сердито поправил его Релкин, – кровь потечет, но раны излечимы; Джак еще совсем молод.
Свейн хмыкнул и откинул голову в темноту. Оба они знали, что это не так. Шрамы, оставленные девятихвостой плеткой – каждый из хвостов с тремя узлами на конце – останутся с ними до конца их дней.
