— Я не стану пререкаться с вами сейчас, когда оба мы рискуем вот-вот замерзнуть до смерти. У вас уже лицо начинает синеть!
Гнев его был порожден чувствами, которые испугали их обоих. Потянув Бродяжку за вожжи, он подвел ее вплотную к Чарли и буквально столкнул Шелби в седло.
— Отправляйтесь домой!
— Но дерево… — упрямо пыталась возразить она, — ограждение…
Джеф не слушал. Он шлепнул лошадку сзади по спине, и та тихонько затрусила на север, туда, где цепочкой брели коровы, направлявшиеся в укрытие.
Майское утро искрилось и блистало. Чистейшее голубое небо раскинулось над головой, луга и горы были простеганы белизной, а солнце струило вниз свои лучи, усевая снега бриллиантами и одновременно растапливая их.
День мог бы быть восхитительным, если бы не напряженность между Джефом и Шелби. Объявив, что все они заслужили хороший отдых, пока снег не растает, англичанин провел этот день, ухаживая за дремлющим Мэнипенни и читая «Джуда Незаметного» Томаса Харди, сидя у огня. Всякий раз как он встречался глазами с Шелби, между ними точно вспыхивали искры, все ярче с каждым часом их напряженного, враждебного молчания.
— Почему у вас такой обиженный вид? — поинтересовался Мэнипенни у своего хозяина, когда ел свой ленч — булочку с маслом и сваренное всмятку яйцо.
Чувствуя себя немного глупо, Джеф рассказал ему кое-что, в особенности упирая на нежелание Шелби слушаться и ее отказ выполнять его распоряжения.
— Она могла заблудиться и замерзнуть насмерть! — Затем, чтобы уже окончательно доказать, что она, по всей вероятности, не в своем уме, Джеф добавил: — И хотя я терпеть не могу сплетничать, мне кажется, тебе следует знать, что она осмеливалась называть тебя…
Он остановился, по-видимому устрашенный до такой степени, что едва мог заставить себя повторить это слово.
— …называть тебя — Перси! Думаю, мне не нужно говорить тебе, мой дорогой Мэнипенни, как глубоко меня потрясло, когда я впервые услышал это от нее! Я начинаю думать, в свете ее обычного легкомысленного и безрассудного поведения…
— Я хочу, чтобы мисс Мэттьюз звала меня по имени, — прервал его старый слуга. — Она чрезвычайно мне симпатична, и я не намерен придерживаться каких-либо церемоний, когда мы вдвоем. И хотя мне не хотелось бы вмешиваться — жар развязал мне язык, а потому я позволю себе заметить, что вы больше сердитесь на мисс Мэттьюз из-за того, что она не послушалась вас, чем из-за того, что она подвергала опасности собственную жизнь. Случалось ли такое до сих пор, чтобы кто-либо не повиновался вам, милорд?
