— Это и правда чудесно пахнет, — заметил Кэйл, беря еду. — Спокойной ночи, мисс Шелби, Джеф…
Оставшись опять вдвоем с Джефом, Шелби прошла мимо него, чтобы вытереть потеки соуса с плиты.
— Я все еще не могу поверить, что он называет вас «Джеф»! Что бы сказали ваши подданные?
Он засмеялся:
— У меня нет подданных, и вы это прекрасно знаете. Думаю, вы просто раздражены, поскольку воображаете, что я хочу навести тут свои порядки. Вы привыкли все делать по-своему и отвергаете мое вмешательство, каким бы незначительным оно ни было.
Старательно оттирая никелированную поверхность плиты, Шелби бросила:
— Ну и что, разве вы можете винить меня в этом? В конце концов, это мой дом!
И тотчас же острая боль при мысли о том, как мало в эти дни она в действительности была властна над чем-либо, обожгла ее. Джеф распоряжался всем — даже ее любовными желаниями, похоже было, что он обращается с ней, как с капризным ребенком.
— Я очень устала. Могу ли я поступить по-своему на этот раз и удалиться к себе?
Он церемонно поклонился.
— Ваш покорный слуга, — ответил он с легкой иронией в голосе, которую ему не удалось до конца скрыть.
Джеф зашел к Мэнипенни, удостоверился, что тот мирно спит, потом прошел к себе и закрыл дверь. «Она слишком капризная и ветреная, — подумал он, — слишком живая». Он снял халат. «Осел! Должно быть, сегодня вечером я просто сошел с ума, но сейчас-то я снова пришел в себя!»
— Слава Богу, — пробормотал Джеф вслух, чтобы окончательно укрепиться в этой мысли. Он лег в постель, погасил свет и еще час пролежал с широко открытыми глазами, глядя в потолок.
Утром Шелби сыпала, помешивая, овсянку в кастрюлю с кипящей водой, когда заметила большие, кружевные хлопья снега, скользившие по оконному стеклу. Широко раскрыв глаза, она накрыла кастрюлю крышкой и сняла с огня, потом прошла к двери, чтобы рассмотреть получше.
Когда Джеф вышел из своей комнаты, первое, что он увидел, была Шелби, свежая и прелестная, стоявшая в дверном проеме в хороводе кружащихся снежных хлопьев. На ней были ее самые старые сапоги и юбка-брюки из потертой кожи, что говорило о том, что она собирается в этот день ехать с мужчинами. Выше талии, однако, она была настоящей женщиной в своей белоснежной английской блузке с высоким воротником. Ее чистые, только что вымытые волосы были уложены в высокую прическу и заколоты жемчужными шпильками. Услышав его шаги, Шелби обернулась; ее выразительное личико сияло от удовольствия.
