или в шашки, приглашали прогуляться и покурить при луне. Шелби не особенно задиралась в эти три дня, но в глазах ее мерцал затаенный огонь, и Джеф не сомневался, что она и не думает сдаваться.
Он и сам был упрям, хотя вел себя при этом не так, как Шелби. Джеф выжидал, используя свои запасы не тронутого доселе терпения. Это его качество почти не проявлялось в Лондоне, где вся жизнь была заранее расписана. Общение с Шелби Мэттьюз требовало совсем иного рода выдержки. Она подкалывала его при каждом удобном случае, и ему приходилось все время быть настороже, чтобы предупредить ее очередную, неизвестно какую выходку. Шелби раздражала его, пленяла, доводила до бешенства, очаровывала, притягивала… а нередко и оскорбляла. Теперь, однако, подливая себе в крепкий чай, молоко и глядя, как одной рукой она откидывает со лба прядку волос, а другой в это время переворачивает гренок, он вдруг подумал, что, как ни странно, ему до сих пор еще не было скучно в ее присутствии. Никто, кроме Чарльза Липтон-Лайенза, не знал, как много это значит для него.
Шелби в душе была уверена, что он сыт по горло ее дерзкими выходками, что ему хочется тепла, внимания и заботы спокойной, домовитой девушки. Англичанки ведь, без сомнения, изысканны и хорошо воспитаны!
— Пахнет очень аппетитно, — заметил Джеф, изголодавшись скорее по разговору, чем по завтраку.
— Прекрасно.
Взмахнув сковородой, Шелби перевернула гренок на другую сторону.
— Я не могу разговаривать, когда готовлю.
Ее взгляд, ее жесты поражали; казалось, самый воздух вокруг нее пропитан какой-то удивительной, исходящей от нее силой, — сейчас как раз была одна из таких минут. Она сжимала в одной руке лопаточку, другой рукой упиралась в бедро. Шелби была одета в свою неизменную блузку с высоким воротом и в юбку с разрезом, виднелись пятна от яичного желтка на синем клетчатом переднике, и даже в этом наряде необычайное изящество сквозило во всем ее облике. Она не заколола свои пышные волосы, а ее прекрасное, нежное личико пылало.
Шелби почувствовала взгляд Джефа, его мысли точно передались ей, обжигая ее. Лопаточка повисла в воздухе; она ответила ему ясным, простодушным взглядом.
— Что горит? — закричал Кэйл, врываясь в дом, Лусиус и Марш вбежали за ним.
Шелби, неожиданно спустившись на землю, схватила с огня сковородку, сбрасывая с нее обуглившиеся кусочки гренков. Рассерженная, смущенная, она яростно, взглянула на Джефа:
— Я же говорила вам, чтобы вы не отвлекали меня, когда я готовлю!
