Но Мерси не желала ничего слушать.
— Значит, папа мертв, и убили его вы, месье? — Она повернулась к кровати. — Мама, этот человек… — И вдруг поняла, что произошло. — Мама!
Воспоминание о том, что последовало за этим, долгие годы преследовало Джулиана по ночам. Мерси, подбежав к постели, принялась трясти умершую мать, истерически вскрикивая, умоляя ответить, объяснить, почему она не просыпается, почему у нее такие холодные руки. Когда Джулиан попытался оттащить ее в сторону, Мерси бросилась на него, как разъяренная кошка, царапаясь и визжа, крича ему, что он убийца.
Наконец Полю удалось оторвать девочку от Джулиана. Щуплый человечек только охал под ударами на удивление крепких кулачков Мерси.
— Что будем с ней делать, Джулиан?
Тот посмотрел на него затравленным взглядом.
— Отвези ее в монастырь урсулинок. Все финансовые вопросы я улажу сам. А пока тебя не будет, — его помертвевшее лицо снова обратилось к тому, что еще недавно было Коринной О'Ши, — я присмотрю за ней.
— Хорошо, друг мой, — кивнул Поль и вынес из комнаты рыдающую девочку.
Джулиан знал, что никогда не забудет залитого слезами, покрасневшего лица Мерси, когда она, выглядывая из-за плеча Поля, кричала ему:
— Убийца! Я ненавижу вас, месье! Я буду ненавидеть вас до самой смерти!
Эти крики эхом отдавались от стен того ада, которые с этого дня сомкнулись вокруг сердца Джулиана.
Новый Орлеан, 1851 год
Сидя в элегантной столовой своего городского дома на Королевской улице, Джулиан Деверо с горькой усмешкой в который раз пробегал глазами записку, полученную от начальницы школы Святой Девы Марии:
«Месье Деверо.
Я должна немедленно встретиться с вами. Речь идет о деле чрезвычайной важности. Оно касается вашей воспитанницы, Мерси О'Ши.
Мать-настоятельница».
С тяжелым вздохом Джулиан отложил записку в сторону и поднес к губам чашку с кофе. Интересно, о каком это «деле чрезвычайной важности» идет речь? Он знал, девчонка была истинным проклятием для добрых сестер. Правда, теперь она превратилась в очаровательную девушку.
Весьма и весьма очаровательную, с горечью подумал Джулиан. Беда лишь в том, что она упорно продолжала ненавидеть его.
Джулиан за последние годы из худощавого, гибкого юноши превратился в крепкого, мускулистого мужчину. Ему исполнилось двадцать девять лет, и в густых черных волосах еще не видно было седины, а чеканный профиль казался высеченным из мрамора. Однако глаза его, по-прежнему синие, уже потеряли теплый блеск, и его заменил циничный огонек, свойственный тем, кто уже успел растерять свои иллюзии.
