И прольется свет | страница 53
Чувства глубокомысленно засопели.
Крылатая девушка неподвижно лежала в клетке, кровавые рубцы стягивались на глазах, становясь розовыми полосками, затем исчезли и эти свидетельства побоев. Сознание давно вернулось к Корделии, но она не могла заставить себя открыть глаза. Раздались тяжелые шаги, к клетке кто-то шел, пленница прижалась к полу, жалея, что не может врасти в него, сделаться невидимой для мучителей. Возле клетки шаги стихли, потянулись томительные минуты тишины, пленницу стал бить озноб, она не знала чего ожидать. Не выдержав напряжения, девушка
подняла голову и встретилась взглядом с Верзуном. В эту минуту он был похож на каменное изваяние, такой же безмолвный и неподвижный, слабый свет факелов делал его кожу серой. Но в глазах стояло странное выражение, словно у потерявшегося ребенка. Не желая, лежать в его ногах Корделия медленно поднялась, рукой ударилась о прутья. Верзун рассматривал девушку. Его сердце убыстряло темп, казалось еще немного и оно выпрыгнет из груди, заживет собственной жизнью. Он не понял, почему пришел именно к клетке. Верзуну все еще казалось, что он только вчера был превращен из камня в живое существо.
— Почему ты не поешь? — его голос раздался неожиданно, эхо испуганно повторило слова.
— Птица в клетке не поет, кроме того, у меня плохо с вокалом. — Корделия сжалась от страха, кляня себя за произнесенные слова. Сейчас он поднимет руку и… можно молиться Солнцеликим Богам.
— Странно слышать это от Птицы. Ты верно полукровка? — как ни странно, Верзун даже не заметил дерзости. — Для начала расскажи немного о себе, откровенно, без утайки.
— В общем-то и рассказывать нечего. Отца своего я никогда не видела, только по крыльям и понятно, что во мне течет кровь Крылатых. Мама… она была замечательной женщиной, доброй, чуткой, ласковой. Только такой я ее видела, другой не помню. Она была лердой.
— Ласковая ведьма-лерда это такая же нелепица, как чистый крысак.
— Тем не менее это правда, ты должен почувствовать ее запах. Все свое детство я провела в лесном домике, в глуши леса. Деревья стали моими друзьями, они слушали мои жалобы, я носилась меж их стволов, представляя себя ветром. Изредка к дому подбегали маленькие зайчики, они были такие потешные. Но люди не показывались в нашем лесу, первого человека я увидела после смерти мамы…
— Тридцать три года.
— …Я ощутила пустоту, которую нечем было заполнить. Я словно умерла вместе с ней, но что ты можешь понять. Ты, Верзун, гранит обретший плоть.