– Да нет же, нет! – воскликнул Нестеров. – Какие деньги! Какое наследство! Да и завистников никаких у меня нет.
– Ну вот видите! – следователь подвинул к себе бланк протокола допроса и принялся его заполнять. – Так что версия у следствия остается только одна.
– Какая? – глупо спросил Нестеров.
– Кража. Тайное хищение предметов, представляющих особую историческую и культурную ценность. Статья сто шестьдесят четыре Уголовного кодекса.
– Как вы можете так говорить! Я не мог украсть, вы понимаете?! Не мог!
– Я все понимаю, – сочувственно сказал следователь. – Мне отлично известно, в какой нищете сегодня прозябает наша наука. Вы ведь получаете даже меньше, чем сотрудники милиции. Это унизительное, невыносимое положение. И стремление хоть как-то его изменить мне тоже вполне понятно. Любой человек в какой-то момент может проявить слабость…
– Какое отношение все это имеет ко мне?! – почти закричал Нестеров.
– А к кому? – удивился следователь. – Книгу нашли все-таки в вашей квартире.
– Мне подбросили ее, как вы не можете понять! Не знаю, кто и зачем, но это так!
– Вот этого-то я как раз понять и не могу, – следователь понемногу начал хмуриться. – Ну сами вы посудите: кому нужно плести паутину интриг вокруг рядового сотрудника музея? Может, вы обладаете какими-то государственными секретами? Или обнаружили в ваших архивах материалы, компрометирующие предков какого-нибудь олигарха? Нет?.. Вот видите…
Нестеров был готов кричать, спорить, доказывать, убеждать, но следователь остановил его жестким: «Подождите!»
– Послушайте меня, – произнес он прежним, мягким тоном. – Сейчас мы закончим допрос. В протоколе будет написано, что вы отрицаете свою вину. Потом будут другие допросы, и вы по-прежнему станете все отрицать. Но от факта хищения книги из музея никуда не деться. Как и от второго убийственного факта: похищенная книга найдена в вашем доме. Поверьте: как бы я ни старался, как бы ни хотел – изменить ничего бы не смог. Да и никто бы не смог. Для суда эти факты останутся решающими. Единственная возможность для вас хоть как-то повлиять на свою участь – раскаяться, признаться в совершенной ошибке, глупости – называйте как хотите. Это обязательно учтется, точно также, как и ваша не запятнанная до сих пор биография…
* * *
– Историк-то наш оказался заурядным жуликом, – рассказывал Гонта Магистру. Они сидели на скамейке на Чистых прудах. Грохот сплошного автомобильного потока за их спинами делал беседу неслышной не только для посторонних, но и трудноватой для самих участников. Порой каждому из них приходилось наклоняться к самому уху собеседника. – Украл из своего музея какую-то ценную книгу, его довольно быстро задержали и посадили.
